Синие цветы I: Анна

– Я считаю, что ты сердишься на себя за что-то, совершенное давно в прошлом. Ко мне ты снисходителен, а вот к себе – нет. Поэтому ты изолируешь себя, глотаешь таблетки в неограниченных количествах, позволяешь себе ввязываться в опасные переделки. Каждое твое несчастье для тебя лишь заслуженная кара.

– Это опять твои домыслы, Аннаделла. Может быть, я порчу себе жизнь намеренно, а может быть, я просто слишком ленив для того, чтобы выбраться из дерьма. Может, я слишком безалаберный, чтобы осознать, что могу быть застрелен за свою настырность, а может, только этого и жду. Вероятен любой вариант. И не смотри на меня так печально. Каждый сходит с ума по-своему. Это его право, помнишь?

И все равно у меня глаза были на мокром месте.

– Можно я тебя обниму? – попросила я.

– Я током не бьюсь.

– Это ты так считаешь.

Я пропустила руки под расстегнутое пальто Науэля, почувствовала тепло его кожи сквозь тонкий свитер, своей щекой – гладкую прядь его волос. Только одна дозволенная мне секунда. А затем я отпустила его.

– И зря ты сказала, что у меня нет друзей. Даже без учета парикмахера и розового желе, кое о ком ты точно должна была знать, – Науэль отобрал у меня третью сигарету, которую я как раз достала из пачки, и выбросил.

Я знала, что я ему друг. Но я знала и то, что этого мне недостаточно.

***

Среди шикарно одетых мужчин и женщин, ужинающих здесь, я как уголек среди алмазов, но в укрытой от глаз посторонних нише, наедине с Науэлем, чувствую себя уютно.

– Когда начнутся съемки?

– Через две недели.

– Здорово.

– Ничего здоровского. Кино и вся эта шелуха вокруг него напоминают мне покрытые золотистой краской пластмассовые колечки для маленьких девочек – издалека блестит, вблизи дешевка. Обычный съемочный день проходит так: ты встаешь в пять утра, едешь четыре часа на натуру, и от недосыпания и тряски тебя начинает тошнить. Потом ты стоишь на холоде и втягиваешь сопли, повторяя зазубренный текст и понимая, что это будет не фильм века.

– А как же творчество?

– Кинопроизводство это бизнес. Большинство фильмов к творчеству не имеют никакого отношения. Стоящих актеров единицы. Остальных возносит на пьедестал невежество толпы и ее потребность кому-то поклоняться. Выбери уже что-нибудь, – торопит он и придвигает ко мне меню.

Листая страницы, я думаю вовсе не о еде и украдкой поглядываю на Науэля. С прошлой встречи его волосы стали короче и темнее. Сегодня они уложены так, чтобы волной спадать на лоб. Глаза обведены синей подводкой. На щеках слой тонального крема толщиной в миллиметр, отчего Науэль выглядит так, будто прошел тщательную ретушь – ни пятнышка, ни прыщика, идеальный пластик. На той неделе Науэль подарил мне перчатки. Приняв его подарок, я еще долго ощущала, как бешено бьется мое сердце, хотя едва ли сам Науэль придавал этому жесту большое значение. Ему просто надоело любоваться на мои красные обветренные руки – первая половина октября выдалась морозной.

– Какое-то время мы не увидимся, – объясняет Науэль.

Мое сердце сжимается, но я улыбаюсь как ни в чем не бывало и решаюсь сказать: