Синие цветы I: Анна

– Я узнал о себе много нового. Я не патриот, я готов отдать свою страну на разграбление, я, «вы все» – слышишь, Эль, тебя он тоже оскорбил – мы просто группка апатичных придурков, сто лет варящихся в собственном соку и боящихся носы из клубов высунуть. Приехали. Я не могу сказать, что очарован Роаной в целом, но я определенно испытываю привязанность к Льеду. Только это вовсе не означает, что я должен соглашаться и участвовать во всем бреде, что здесь происходит. У меня есть работа, которую я обожаю и которую делаю хорошо, любимый человек, квартира в центре города и даже немножко уважения, которого я кровью и потом добился от этих тварей с белых улиц, как бы они ни презирали меня поначалу. Всю жизнь я вкалывал как проклятый, чтобы выбиться в люди, а теперь я, оказывается, ничтожный предатель своей страны, если не бегу колошматить каких-то первокурсников, на десять лет и целую жизнь меня младше. Да с каких это пор какое-то жалкое отребье, которое уже не знает, за чей счет самоутвердиться, формулирует национальные идеи, и почему я, человек, который с двенадцати лет решает самостоятельно, что правильно и что должно, обязан их разделять? – Эрель ударил себя кулаком по коленке. Браслеты звякнули.

– Вот тебя зацепило, – протянул Науэль.

– Не то слово. Как вообще он мог ввязаться в эту мерзость? Как может человек, которому много раз пересчитывали зубы ни за что, знающий всю боль подобных нападок, потом сам точно таким же образом набрасываться на кого-то? Да никто из наших не должен это поддерживать. Это же как переход на другую сторону, ну, ты понимаешь. На протяжении всего моего с ним разговора я мечтал, чтобы этот глупый маленький мальчик вместе с его огромными суждениями попался тебе. У тебя хорошо получается выбивать из людей дерьмо. Только я задумался, не приложить ли его головой о стойку, как он сообщает мне страшно глубокомысленным тоном: «И вообще, их Деметриус – пидор», от чего я сам едва не приложился, так меня согнуло от смеха. Я и говорю: «Прямо как ты. Только вот выглядит он гораздо лучше». Хвост счел себя оскорбленным и пообещал, что как разберется с ровеннцами, так и до меня доберется, а я ответил, что если он до сортира сумеет добраться самостоятельно, и то будет счастье. Короче, отлично побеседовали, но с тех пор я страшно заморочен на национальной ситуации. Чую войну.

– Думаешь, все настолько хуёво?

– Уже сам факт того, что эта заварушка добралась до наших… К тому же пару дней назад объявился новый повод для конфликта.

– Что еще?

– В ровеннской столице, Торикине, задержали роанского дипломата, обвинив в шпионаже. Наше правительство потребовало его выдачи, Ровенна отказала. Они планируют судить его на своей территории и по своим законам. Если вспомнить, что головы у них рубят частенько, пахнет скандалом.

– Да уж, – Науэль потер виски. – Надо будет расспросить на эту тему Дьобулуса.

– Этот мафиози наверняка больше всех знает.

– Не называй его так, – скривился Науэль.

– Разве это неверно? – невинно осведомился Эрель.

– Верно. Но от тебя я такого не потерплю.

– Хорошо. А вообще, он у тебя ничего.

– Он у меня очень даже. А связываться с ровеннцами – тупейшая идея. Они тихие, только пока их не трогают – самое настоящее осиное гнездо. Да и нашим националистам с их националистами не сравниться. Эрель, тебе напомнить, зачем ты пришел? Заняться моей прической.

– Если начистоту, то больше для того, чтобы пообщаться с тобой, дорогой, – возразил Эрель, потянув Науэля за кончики волос. – Ну и тебя проведать, Анна, – он оглянулся на меня. – И, Эль… я должен сказать тебе еще кое-что, – Эрель провел расческой по волосам Науэля, оставляя бороздки в мокрых прядях.

– Только ничего серьезного, – буркнул Науэль.

– К сожалению, это серьезно. Это касается Олле.

Повисла долгая пауза. В зеркале я увидела окаменевающее лицо Науэля, и в груди мгновенно набухло холодное, неприятное ощущение тревоги. Я знала, что скажет Эрель. И Науэль тоже знал.

– Он погиб, – сообщил Эрель будничным тоном, как будто это могло уменьшить мрачность его слов, и, не дожидаясь вопросов, продолжил чуть торопливее, чем позволяло его притворное спокойствие: – Он переходил дорогу, и его сбила машина. Да, на красный свет. Да, это выглядит, будто он сам подставился, но кто знает, что было на самом деле, верно? – Эрель щелкнул ножницами.

– Да, кто знает, – выплюнул Науэль. – Всегда есть успокоительный шанс на несчастную случайность. Блядь.

Эрель погладил его по макушке.

– Даже если и нет. Он к тому шел, Эль, с самого начала. Ты ничего не мог сделать.

– Щенячья беспомощность, – злобно заключил Науэль.

– Да, ничего не получилось, но ты единственный пытался. Он всегда был такой странный… Мне неприятно признавать, но никто из нас не испытывал к нему симпатии.