Синие цветы I: Анна

– У него шрам остался, посмотри. Это был настоящий психоз. Его увезли в психушку. Три недели спустя его освободили, но с тех пор так и пошло: фобии, приступы, периодическая потеря всякого понимания кто он, где он. Ему все сложнее вести нормальную жизнь. Он едва выходит из дома. Он стал крайне нелюдимым. Ты, я, его семья, немногие оставшиеся друзья – последние, с кем ему удается поддерживать отношения. Он ни с кем не встречается. Сомневаюсь, что за весь последний год он хотя бы переспал с кем-нибудь.

– Да? На твоем месте я бы не беспокоилась касательно сексуального дефицита в его жизни, – не выдержала я.

– Какой ужасной бы ни была его неделя, в пятницу он собирался и шел к тебе. Ты все еще сомневаешься, что дорога ему?

– Газеты все время писали, как он тусит и шляется. Не похоже на затворническую жизнь бедного сумасшедшего.

– Не обязательно действительно шляться, чтобы об этом написали газеты. Некоторые слухи он подкидывал сам, отвлекая от того, что происходит в действительности. Он погрузился в трясину очень глубоко.

– Но он же снимается в кино, на телевидении…

– Он еще способен мобилизоваться, но его ресурсы истощены. Он на грани краха.

– Ты путаешь. Это все из-за наркотиков. Иногда я видела его удолбанным, неадекватным.

– Он не принимает наркотики, – жестко обрубила Ирис. – Он обещал Дьобулусу. То, что ты видела, связано с его психическим состоянием.

– Он при мне глотал синие таблетки в громадном количестве.

– Если только их и если только при тебе. Но они наносят ему несоизмеримо меньший вред, чем его собственная голова. При условии постоянного приема лекарств ему удается поддерживать себя в адекватном состоянии, но эффект медикаментов слабеет.

– Нет у него никаких лекарств.

– Еще как есть.

– Недавно мы лишись всего нашего багажа.

– Он уже успел восстановить свою аптечку. Поверь, он может достать все что угодно, если когда-либо это продавалось в аптеке. Его состояние постепенно ухудшается. Он неизлечим.

Я заплакала, не находя душевных сил сдержаться. Не знаю, кого я оплакивала больше: Науэля или себя. Я как будто была привязана к тонущему камню.

– Я все равно хочу его получить.

– Оставайся с ним, будь ему другом, Анна. Но будь благоразумной. Мне кажется, у тебя сложился какой-то искаженный образ Науэля. Как будто его можно спасти, и ты способна это сделать, после чего вы будете жить вместе долго и счастливо, и все родившиеся у вас дети будут такие же красивые, как он. Но это не так. Склонный ко лжи мужчина с психическими отклонениями определенно не тот человек, с кем ты можешь быть счастлива. Даже он сам это понимает.

– Возможно, у тебя есть какие-то скрытые мотивы, заставляющие говорить мне все это…

– Мои мотивы совершенно прозрачны. Я вижу, что ты делаешь себе больно, и мне невыносимо смотреть на это. Я могла бы оказаться на твоем месте, но заставила себя отказаться от него. С ним можно поддерживать чудесные отношения, сохраняя некоторую дистанцию. Но каждого, кто приблизится к нему слишком близко, Науэль рано или поздно начинает терзать. Не потому, что он злой или жестокий. Но в каком-то смысле он отъявленный эгоист. Он видит, что его страдания ранят и всех окружающих. Но не предпринимает достаточно усилий, чтобы прекратить это. В общем-то, проблемы с психикой для него даже выгодны. Он получил законное право мучиться.

– Все, что ты говоришь – неправда.

– Скажи мне, что ты не страдаешь, – пожала плечами Ирис.

Если бы я задумалась, сколько раз Науэль заставлял меня буквально задыхаться от боли, я бы начала рыдать. Поэтому я только стиснула зубы, плотнее запахнула полы моего красного пальто и огрызнулась:

– Ты заранее убедила себя, что не сможешь с ним справиться. Но, возможно, у меня есть способности, которых нет у тебя.

– Мы можем сделать лишь то, что можем. Мы не способны вылечить чье-то психическое заболевание силой нашей воли или извлечь травматичные переживания из чьего-то мозга. И мы не сможем уберечь от падения в яму человека, который отчаянно стремится туда сам.

– Так что ты мне предлагаешь? Стоять и наблюдать, как он прыгает?

– Я предлагаю тебе не прыгать за ним, – Ирис вдруг протянула руки и обняла меня, и когда ее голова соприкоснулась с моей, я ощутила нежный, успокаивающий запах ее волос.

Я помедлила секунду, а потом все же сказала:

– У меня еще один вопрос. Науэль упоминал, что убил человека…

– Мне надоело ждать, – Науэль ворвался в комнату, и мы с Ирис отшатнулись друг от друга, как два заговорщика.

Я встретилась с ней взглядом, когда мы прощались, и, хотя Ирис улыбалась, я почувствовала ее страх и грусть, услышала, как мысленно она прощается с Науэлем, понимая, что вряд ли увидит его снова. Она не успела дать мне пояснения касательно якобы совершенного Науэлем убийства, но и то, что я от нее услышала, придавило меня настолько, что все потеряло смысл, кроме очередной порции кислорода.

Науэль был бесстрастен. Что внутри него кипело, он не ведал и сам.