Синие цветы II: Науэль

Я был одет в подражание Стефанеку: черная плотно обтягивающая кожа, тяжелые ботинки с металлическими деталями. У меня были темные, почти черные волосы, макияж в черно-белых тонах, придававший мне агрессивный и провокационный вид. Я перенял симпатию Стефанека к проколам, украсив серебряными колечками нижнюю губу.

– Точняк, – согласился я лениво. – А еще не хватает кляпа – для тебя. Чтобы ты наконец заткнулся и выслушал.

Я хамил человеку, в общем-то, ужасающему, не грузясь мыслями о последствиях. Или как раз потому, что был уверен в отсутствии последствий. Он скучал по мне; сейчас он проглотит все. У меня была власть над ним. Я держал его за сердце.

Дьобулус нахмурился.

– Ты за этого парня просить пришел? С чего бы я должен заботиться о твоем любовнике?

– А разве это не в твоем духе – проявить заботу к симпатичному мальчику?

– До сих пор угораздило проявить только к одному.

Я задумался, не пожалел ли он о своем решении взять меня, но не стал спрашивать. Дьобулус сел за стол – огородился от меня. Рассматривал меня мрачно, и мне становилось не по себе, когда я представлял, что он видит.

– Ты нашел себе соответствующую компанию. Я наслышан о ваших подвигах: скандалы, драки, припадки. Впечатлен.

Что мне было сказать на это? И я просто ухмыльнулся и рухнул в кресло. Иногда нахальство меня не спасало.

– Это то, что тебе нужно, Науэль? – продолжил Дьобулус мягче. – Жить в непрекращающейся истерике?

– Видимо, дааааа, – протянул я и посмотрел на него так, будто он был недочеловек, ничто. Очередной мой бывший ебарь. Четыре десятка, в отцы мне годится.

– Ты очень плохо выглядишь. Ты вообще ешь что-нибудь? Или тебе хватает огоньков?

– Ну, ты же знаешь, здоровый образ жизни никогда не был моим приоритетом.

И так слово за слово. Внутри все дрожало, но я лыбился так, что челюсть сводило. Впервые я видел Дьобулуса выведенным из душевного равновесия.

– Перестань жевать, когда со мной разговариваешь, – рявкнул он раздраженно, и я аккуратненько выплюнул мою розовую жвачку на ковер.

Дьобулус поморщился. Он огласил весь длинный список моих грехов – без злобы, но с огорчением, точно разговаривал с неразумным ребенком. Папочка. Я с озлоблением напомнил себе, что он никто для меня, но в глубине души что-то беспокойно зашуршало, протестуя.

– Если ты действительно хочешь помочь ему, зачем тебе я? – устало осведомился Дьобулус.

– Потому что если кто и сможет помочь, так только ты. Ты умеешь влиять на людей. У меня никогда не получится.

– Судя по твоему состоянию на данный момент, мои способности в данной области сильно преувеличены. А ты просто пытаешься скинуть ответственность.

– При чем тут ответственность?

Дьобулус поджал губы. Некоторые его гримасы больше подошли бы чинной старой деве.

– Не пора ли взять себя в руки, Науэль? Выбраться из потока на берег? Как только ты сам нащупаешь землю, ты сможешь вытащить другого. Тебе не приходило в голову, что вся эта ситуация возникла в твоей жизни не без причины? Что это намек для тебя: измени свое поведение? Это ты спишь с тем глупеньким мальчиком, не я, и он – твоя проблема, не моя. Не меня с ним уносит одна река.

– То есть ты отказываешься помочь?

– Отказываюсь. Не смотри на меня злобно и не пытайся выставить меня бессердечным ублюдком. Лучше спроси себя: если ты не готов напрячься, чтобы улучшить ситуацию, так ли ты беспокоишься о нем на самом деле?

Я был ослеплен бешенством, но не настолько, чтобы не видеть его правоту, и это только бесило меня больше. Мы застыли в напряжении, вонзившись друг в друга взглядами. Радужки Дьобулуса стали цвета расплавленного золота.

– Я посмотрел фильм, – добавил Дьобулус после минуты отравляющего молчания. – И он мне не понравился. Этот мальчик мало того, что написал плохой сценарий, но – что самое скверное – начал жить по нему. Он все для себя решил.

Дьобулус мог говорить что угодно про меня, но ничего – про Стефанека. Тем более правду. Кроме того, он назвал фильм плохим, недооценив, что «Заблудившийся» значит для меня. Наше совместное со Стефанеком творение. Только я знал, чего Стефанеку стоил этот фильм. И вот результат – метания Стефанека, его время, кровь, пот и слезы оценили словечком «плохо». С этой секунды Дьобулус предстал передо мной исключительно в красном свете – враг, враг, и рвать его на части, как всех врагов. Я проорал ему мои давние опасения и то, до чего додумался непосредственно в тот момент:

– Это не мне плевать на Стефанека, это тебе плевать на меня! Ты хочешь, чтобы он умер, потому что с ним я забыл про тебя! Ты просто очередной извращенец, готовый изувечить меня, лишь бы захапать!

Дьобулус выслушал меня молча, как выслушивают обвинения в зале суда – оправдания неуместны. После пяти минут воплей, когда я, наконец, заткнулся и жадно задышал, он закрыл глаза кончиками пальцев. Затем убрал руки от лица и встал. Его лицо слегка побледнело, но в целом он выдержал потрясение стойко.

– Мои чувства к тебе – это мое личное дело, и я не намерен обсуждать их с тобой. Одно скажу: если я чего-то от тебя добиваюсь, то лишь потому, что это необходимо и полезно для тебя.