Синие цветы II: Науэль

Песня кончилась, и я ушел, оставив пластинку в проигрывателе. Это был прощальный подарок Стефанека, но я его не заслуживал.

Прозрачная тварь не отстала от меня, я чувствовал ее тяжесть на своем плече, шагая по светлеющей улице. Я ненавидел дневной свет. В нем становилось очевидным и ясным то, чего замечать не хотелось: я тоже желал смерти Стефанека. Как и все. Мой бедный съезжающий Стефанек был прав. Разве я не почувствовал приближение фатального расставания, позволяя ему уйти? Я был уверен. Но я позволил. Я действительно рассчитывал, что так я смогу избавиться от него? Но тяга не исчезла, потерян объект притяжения, и, таким образом, потребность уже не может быть удовлетворена.

5. Октавиус

I guess

That this is where we've come to.

Fort Minor, “Believe Me”

Я надеялся, что, когда отчаянье придет ко мне, оно меня не застанет. Я старался «не быть» изо всех сил. Я не помнил себя, и мне было неизвестно, что со мной. Я сменил свою кровь на вещество повеселее. Мое сознание походило на пучок света от раскачивающейся лампы – оно высвечивало разные предметы, но лишь на мгновенье, так что я не успевал сообразить, что вижу. Люди без имен и вещи без названий, еда без вкуса и мир без цвета. Иногда я обнаруживал себя где-то и, слыша торопливые шаги моего ужаса, стремительно исчезал.

Пару раз я неожиданно вспомнил о Дьобулусе. Он был как цветной призрак на блеклом-сером фоне. Я был уверен, что он знает о происходящем со мной. Иногда я почти ощущал его присутствие. Он был одним из самых могущественных людей в Роане… разбивал своих врагов в пыль… проворачивал такие огромные дела, что они у меня в голове не умещались… Если бы он захотел, меня нашли бы в ту же секунду и швырнули к его ногам. И если до сих пор не швырнули, значит, он не хотел. Я больше не был ему нужен? Воспоминания о нем царапали меня, как колючая проволока – не слишком глубоко, но царапинки воспалялись и отказывались заживать. Если бы я мог стереть свою память, я был бы счастлив, насколько это для меня возможно.

В какой-то мрачный вечер я решился. Я купил пистолет у одного своего приятеля, которого никогда не интересовало прошлое и будущее оружия, которое он продавал. Несмотря на мое состояние, я отметил, что это довольно забавно – пока пресса жужжит о вреде порнографии, даже такая сверхподозрительная личность, как я, может без проблем купить ствол и распорядиться им как вздумается. Не пора ли им сосредоточиться на реальных проблемах? Впрочем, такие газеты будут плохо продаваться.

Вернувшись на чердак, где я тогда жил, я сел на деревянный ящик, который был мне и стул, и стол, и просто тупо ящик. Сонные промерзшие голуби скребли когтями по крыше. Я словно находился в другом измерении. Сознание внезапно прояснилось. Проведя месяц в отключке, сегодня я включился, но лишь для того, чтобы вырубить себя окончательно. Я извлек пистолет из кармана и, морщась от тусклого света, проникающего сквозь узкие грязноватые оконца, нащупал неподатливый рычажок предохранителя.

У меня был знакомый, который намеревался убить себя…

Я зарядил пистолет. Одна пуля. Больше мне и не понадобится, да ведь?

Итак, тот приятель прочел несколько статеек о различных способах самоубийства. Он был зануден во всем и к этому вопросу тоже подошел серьезно. Два варианта показались ему подходящими – спрыгнуть с большой высоты или застрелиться. Насчет первого у него оставались сомнения: он панически боялся высоты, так решится ли он шагнуть с крыши? Насчет второго он говорил, что самое главное – точность. Пистолет должен быть направлен под углом, чтобы пуля нанесла мозгу максимальные повреждения. Хотя все равно остается вероятность, что не умрешь, а просто превратишься в идиота. Он даже слышал, что были случаи, когда пуля прошла навылет без серьезных последствий. Если не считать последствиями ранение и невыносимую боль, которую он не хотел даже представлять. Эти факты его несколько грузили, и он подбадривал себя: «Я буду стараться, я все сделаю правильно». Он запланировал самоубийство на четверг, отыскав пробел в своем расписании. В среду его сбила машина с группкой малолетних долбоебов внутри. Он неделю промучился в реанимации, прежде чем испустил дух.

Смешно. Я даже рассмеялся. Что ж, я тоже буду стараться и сумею обойтись одной. А стать большим идиотом, чем я сейчас, невозможно в принципе.

Я предоставил себе минуту на последние мысли. Не было мыслей. Я вставил дуло пистолета в рот, глухо стукнув его твердой поверхностью о зубы, запрокинул голову и нажал на спусковой крючок.

Щелчок…