Неужели уже утро? Суббота… Она поднялась, села. Вчера он забыл развязать ей руки, и она едва их чувствовала. Темнота и узкая светящаяся полоска под дверью. Чего-то не хватало… И когда Ирис догадалась, чего именно, ее затрясло от возбуждения. Замочная скважина не светилась. Должно быть, он заглядывал в кладовку, когда она спала, и оставил ключ в замке. Ее тюремщик закашлялся. Он в комнате. Но в любом случае… в любом… Сначала нужно освободить руки. К счастью, они не были заведены за спину. Ирис попыталась грызть изоленту, но та была плотная и туго натянутая, ничего не получалось. Она едва не взвыла от досады. В любую минуту он мог войти к ней или просто вытащить ключ из замочной скважины. Она ощупывала полки старого стеллажа кончиками помертвевших пальцев, скорее от отчаянья, чем от чего-либо еще, ведь она знала, что на них ничего нет. Полки были неровные, грубо обструганные. Из одной торчал короткий, но острый кончик гвоздя, и из горла Ирис вырвался придушенный выдох. Она провела руками, царапая изоленту о гвоздь. Доставалось и коже, но ей было плевать. Что угодно. Она и по битому стеклу согласна бежать из этого дома. Только бы похититель не вспомнил о ней в ближайшие полчаса…
Отбросив липкие путы, Ирис некоторое время разминала руки, а затем прислушалась, мешая самой себе громким взволнованным дыханием. Отдаленные шумы. Похоже, он в кухне. Она достала газетный вкладыш из-под матраса, развернула его и протолкнула под дверь. У нее были сломаны почти все ногти, но на мизинце левой руки оставался длинный. Им она аккуратно подтолкнула ключ, и тот с чуть слышным звяканьем упал на газету. Ирис затаила дыхание. Урод кашлянул, но отдаленно. Ирис надеялась, что он серьезно простудился, у него разовьется воспаление легких и он умрет. Она потянула к себе лист газетной бумаги и ключ на нем. Неловко вставила ключ в замочную скважину, повернула – и на цыпочках вышла в комнату. Взяла радиоприемник. Слабые, непослушные руки дрожали, когда она встала возле дверного проема и подняла приемник над собой. Приближающиеся шаги… Ирис очень боялась уронить эту штуковину раньше времени… но уронила как раз вовремя. Он завопил, но Ирис ударила еще раз. Он рухнул.
– Не двигайся, – сказала она, шаря в его карманах. – Если шелохнешься, я убью тебя. Я размозжу твою гребаную голову.
Может быть, она блефовала. Может быть, нет. Она никогда еще не испытывала такой жажды жизни – и такой готовности к убийству, если это будет необходимо для спасения. Ключи. Три ключа. Который из них? Еще царапая ключом замочную скважину, она чувствовала, как восторг согревает ее кровь. Она слышала, как ее враг поднимается, но ключ уже повернулся, и она вырвалась на свободу, припустила по тропинке, разминая мышцы и ускоряясь. Пусть догонит ее теперь! Никогда не соревнуйся в беге со звездными девочками! Их так заботит форма их бедер, что они никогда не пропускают утреннюю пробежку! Если, конечно, не попадаются маньякам, которые запирают их в кладовках…
Ветер свистел в ушах, вся слабость и беспомощность слетели с нее, как шелуха, и она мчалась наугад, давно потеряв след тропинки, полагая, что куда-нибудь да прибежит. Прямиком к дороге, к его машине. Ага, значит, хорошим все-таки везет!
Она завела машину, спокойно, как будто всего-то возвращалась с лесной прогулки, и уехала. По дороге она периодически принималась громко смеяться.
Несколько часов спустя она сидела в полицейском участке и рассказывала о произошедшем, рассматривая глубокие красные царапины на запястьях. Закончив свою историю, она посмотрела в лицо полицейского и с удивлением увидела, что он улыбается.
– Значит, вы та самая Ирис, знаменитость?
– Да.
– А у вас есть документы, подтверждающие это?
– Что я знаменитость?
– Нет, что вас зовут Ирис.
– При чем здесь документы? – рассердилась Ирис. – Я человек, попавший в беду. Без документов вы откажетесь помочь мне?
– Знаменитости всегда ходят с грязными волосами? – полицейский откровенно издевался над ней.
– Я сказала вам: я пять дней провела в заключении у психа!
– Вы считаете, можно вот так запросто прийти в участок и болтать всякий вздор? – огрызнулся полицейский.
– Да вы сто раз видели меня по телевизору…
– Я не смотрю телевизор.
– Знаете что, идите вы в жопу. А я звоню мужу, – она старалась быть вежливой даже с людьми, которые ей неприятны, но все должно быть в разумных пределах.
Муж приехал быстро, и Ирис вдруг обнаружила, что после всех этих передряг почти рада ему. Когда их ненадолго оставили вдвоем, Ирис сбивчиво повторила свой рассказ. Взгляд мужа был сочувствующим, и на сердце у нее потеплело. Но потом он сказал:
– Я понимаю, что ты переживаешь из-за снижения твоей популярности. Но почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем такое придумывать? И где ты была на самом деле?
***