Синие цветы II: Науэль

Ирис кинула камень в воду. Раздался всплеск, заставивший меня очнуться. На время ее рассказа я выпал из реальности, превратился в призрачного наблюдателя тех мрачных событий. Ирис выглядела бледной. Но улыбалась. Я потянулся к ней, однако передумал и опустил руку. И пожалел, что не разрешил ей выпить.

– Его нашли?

– Да, – Ирис небрежно махнула рукой. – Только он был уже мертв. Повесился. В предсмертной записке пожаловался, что вот я стерва, отвергла его любовь. Я же думаю, он просто испугался последствий. Круто, правда? Мой муж спросил, что я думаю по этому поводу. Я ответила, что надо было все-таки добить его радиоприемником. Мы продали дом… Никогда больше не вернусь в тот лес. Хотя то, что в нем случилось, было еще не самым худшим.

– А что было худшим?

– Вернувшись, я обнаружила, что в моей жизни ничего не изменилось. Я все еще связана и сижу в кладовке, только что путы украшены стразами и кладовка просторна и роскошна. Все эти годы мной манипулировали, ограничивали мою свободу, принимали решения за меня, и делали это так долго, что я перестала замечать, осознав суть происходящего лишь после того, как тот псих продемонстрировал мне ситуацию в гротескном виде. Они даже оправдывали себя теми же словами: «Ты не знаешь, что для тебя лучше, детка. Мы объясним тебе, глупышка». Ты подчиняешься и вроде бы не чувствуешь боли. Только однажды замечаешь, что начинаешь вести себя странно, по причинам, скрытым от тебя самой. Ведь тебе же не грустно, не страшно, ты совсем не растеряна – послушай, все твердят, что ты чувствуешь себя отлично. Когда я разглядела реальное положение дел, весь мой мир рухнул. Как я позволила таким людям управлять мной? Как я могла быть такой овцой, размышляющей об оптимизме, когда с нее состригли уже всю шерсть и решили снять кожу? Даже мои родители сказали, что я не должна бросать мужа. «Твоя подавленность – состояние временное, – сказали они. – Будь мудрой и просто пережди». Я купила им дом, мебель, машины, оплачивала все их расходы… у них не могла не мелькнуть мысль, что, если я испорчу отношения с ним, мы все останемся без денег. Где-то среди многочисленной ерунды, составляющей мою жизнь, я совсем заблудилась. Перестала понимать, что хорошо, а что плохо, отличать собственные мысли от внушенных. Я любила свои песни. Но их обругали и забрали у меня. И теперь превозносят это пластиковое дерьмо, которое меня заставили петь. И я думаю – а может, так действительно лучше? Тогда почему меня тошнит? Какие чувства настоящие? Что правильно?

Я пожал плечами. Кто знает.

Ирис усмехнулась.

– После похищения я не могу заниматься сексом с мужем. Стоит ему до меня дотронуться, и у меня начинаются рвотные спазмы. Достаточно унижать себя. Я больше не лягу с кем-либо в постель, пока не удостоверюсь в его искренней привязанности ко мне. Я поумнела, – она обвила мои пальцы своими. – Но ты меня любишь. И ты хороший. Я не заблуждаюсь в тебе.

– Ирис, я убийца, – напомнил я.

– И? Это не подразумевает, что ты плохой.

– Тогда что подразумевает, что я плохой? Я должен сидеть в тюрьме. А я что делаю? Прогуливаюсь по пляжу в розовых шлепанцах.

– Ты был в невменяемом состоянии… в состоянии аффекта…

– Аффект? Я не виноват, потому что пил и кололся и едва могу вспомнить, как вообще так получилось, что я его убил, – возразил я с дрожащей усмешкой. – Ты же слышишь сама. Это оправдание не выдерживает никакой критики.

– Ты приехал и спас меня, когда я утопала в тоске, и ничего не требуешь взамен. Мне все равно, что другие люди думают о тебе и даже что думаешь ты сам. Теперь я слушаю себя, сама определяю свое мнение. И для меня ты хороший.

Не знаю, как нам удалось расстаться той ночью.

Следующий день мы провели, слоняясь по берегу. Мой отъезд приблизился вплотную, и нам было грустно. Вечером Ирис проскользнула в мою комнату вслед за мной и с упрямым видом уселась на кровать.

– Ты как хочешь, а я сегодня буду спать с тобой.

– Так как я с этим не согласен, мне, видимо, придется погулять где-то, пока ты спишь со мной, – я пытался шутить, но мне было совсем не до шуток.

Обхватив мое бедро, она попыталась притянуть меня поближе, но я словно в пол врос.

– Ирис, меня однажды уже насиловали, и мне это не понравилось. Достаточно, – сказал я очень спокойно.

Она молчала минуты три, подперев голову руками. Потом спросила:

– Почему ты не хочешь быть со мной?