Синие цветы II: Науэль

– Потому что я наркоман, и я не уверен, что смогу долго выдерживать мой новый незамутненный образ жизни. Потому что я доказал свою неспособность к отношениям не один и даже не два раза. Потому что я понимаю, что с легкостью смогу бросить тебя, но не смогу забыть. Потому что я понял, что причинять боль человеку, которого любишь, – невыносимо. Потому что я не верю себе и боюсь самого себя. Все время настороженно наблюдаю за собой: ты еще не превратился в лучезарную сволочь? Я пытался исправиться, я действительно хотел, но потом обнаруживал себя еще большим уродом, чем был, и теперь я не знаю, чего от себя ожидать. Иногда я отношусь к себе как к опасному, непредсказуемому существу, способному на любую гадость, даже в отношении себя самого. Это уже на грани раздвоения личности. Хватит. Я все решил для себя: если я не могу дать тебе гарантии, что я буду с тобой хорошим, я не буду с тобой вообще. Аргументации против более чем достаточно, ты не считаешь, Ирис?

Она сгорбилась. Я сел рядом и обнял ее за плечи.

– Я могу стать твоим лучшим другом – с этим я справлюсь, думаю. Но я не буду с тобой встречаться. Это слишком близко. Не знаю, что за отрава переполняет меня, и почему я впадаю в панику, но я либо убегаю, либо начинаю атаковать. Я не хочу изменять тебе, врать тебе, терять контроль над собой, а потом мучиться угрызениями совести. Наверное, это просто трусость. Но пока я буду считать ее благодарностью. Ты всегда была особенным человеком для меня… Если ты разорвешь нашу связь из-за моей жестокости, я этого не вынесу. Если ты будешь терпеть мои гнусности, я тебя возненавижу. Так что оставим все как есть. В состоянии пусть хрупкого, но равновесия.

– Ладно. Мне понятно. И перестань дрожать, – Ирис подняла голову и рассмеялась, хотя в ее глазах блестели слезы.

Меня действительно слегка потряхивало.

– Мы психи, – сказала Ирис, вытирая глаза и улыбаясь. – И наши сумасхождения даже чем-то похожи. Ты прав. Два психа на одну пару – это чересчур.

– Да уж. Мною проверено, – я поправил прядь волос, налипшую на ее щеку.

– Но я все равно никуда не уйду, – она растянулась на кровати.

Я вздохнул.

– Просто полежим рядом, – предложила Ирис. – Должны же мы помучить друг дружку, хотя бы немного. Выключи свет.

Я потушил свет и еще час стоял бы как истукан, но Ирис взяла меня за руку и потянула к себе. Я лег, осторожно прижался к ней и закрыл глаза, заставляя себя расслабиться. Она красивая, но она же не кусается. Лучше бы кусалась… Ее волосы приятно пахли, и я глубоко вдохнул их запах. Я не мог и представить, что когда-то мне достанется такое счастье – лежать рядом с ней.

– Есть идеи, что мне делать со своей жизнью? – спросила Ирис тихо.

– Есть. Твоя история была жуткой и омерзительной. Но кое-что мне в ней понравилось.

– Что именно?

В темноте мы почему-то говорили шепотом.

– Твоя смелость. Не хочешь снова побороться?

Я не мог видеть, но догадывался, что она улыбается. Провел по ее губам – точно. Ирис поцеловала кончики моих пальцев.

– Ради чего? Мне не нужны его деньги.

– Во-первых, это твои деньги – ты десять лет впахивала как лошадь, помнишь? Во-вторых, ты сможешь приобрести свою небольшую студию звукозаписи и записывать в ней песни, которые будут звучать как тебе хочется.

– Я не уверена насчет этого.

– Ирис, сейчас много недовольных, покидающих крупные компании. Музыканты учатся ценить себя и свою свободу и переходят в собственные студии. Порой с большой выгодой для себя.

– Я не знаю.

– Ты действительно считаешь, что альбом, процесс создания которого будешь направлять ты сама, получится хуже их последней поделки с твоим участием?

Она хмыкнула в ответ, и я почувствовал, что семена размышлений посеяны.

– Но у них же все схвачено, – она все еще пыталась спорить. – Все задокументировано. Стоят мои подписи.

– Возможно, есть способ признать контракт незаконным, тем более что он жестко ущемляет твои права. Хотя, конечно, битва предстоит еще та… Но тихо исчезнуть, как ты планируешь, это поражение, причем недостойное. Когда ты сдавалась без борьбы?

– Тогда я защищала себя от смерти, – сказал Ирис задумчиво. – И потому была очень воинственной. А сейчас на мою жизнь никто не посягает.

– Может быть, они посягают на что-то более важное.

Ирис помолчала. Потом сказала:

– Я подумаю.

Ее дыхание было ровное и глубокое, как будто она уже спала. Я поцеловал ее в щеку и подумал – странно, она сама чем-то похожа на музыку, вызывает во мне то же волнение, пробирающее до костей.

С утра, едва глаза разлепив, я позвонил Лисице на рабочий телефон.

– Привет, Лисица-сестрица. Не хочешь поотгрызать головы некоторому количеству злодеев?

– Я всегда голодна, дорогой.

Я обрисовал ей суть дела. На большинство ее вопросов я не мог ответить, но пообещал переадресовать их Ирис. Разговаривая со мной – на роанском, мягко, – Лисица периодически отдавала приказы кому-то – по-ровеннски и с металлической интонацией. Одна ее ипостась так резко контрастировала с другой, что к концу разговора мне начало казаться, что Лисиц две.