Мы следили за шахматными перестановками около двери, ведущей в квартиру.
Если бы я не знал Леху наизусть, я бы подумал, что он совершенно спокоен, но влажные ладони и нервное пошмыгивание его бессовестно выдавали. В это время агент Дартса, после Леха сказал, что его имя – Тони Эмпайер, и Смокки – Джесси Лайт, спускались вниз по ступенькам в квартиру Кости, который все еще стоял на том же месте и пялился в ту же никем не примечаемую, кроме него, точку.
– Выкладывай.
– Копы приехали, – не отрываясь от наблюдения, рявкнул Леха. – Позвонили в дверь. Костик поплелся открывать. Его вовремя одернули. В глазок – а там они.
– Так и не впустили?
– Сдурел? Конечно, нет! Они все еще стучат. Грозятся взломать ее.
– И что вы решили?
– Тони и Джесси изобразят пыхтящую парочку. Мол, мы не в курсе. Музыка? – Сорри. Убавим. Крики? – Сорри. Джесси, я же говорил, тише. Одни? – О! Нам пока никто не нужен. Сорри. Увлеклись. Все в том же духе…
– А если придут сюда?
– Вон там труба. Это вентиляция. За ней есть лестница вниз. Пожарная. С той стороны вроде бобби нет. Бежишь, пригибаясь, за тот стол, хватаешь Стюарта Дартса, тащишь его за собой. В обход, прячешься за стену и, разбивая зубы в крошки, слетаешь вниз. Там все и собираемся.
– Кто все?
– Мы разделились. Я отвечаю за Фанни. Ее не должны поймать. Борька за Костика.
– А почему я за Дартса?
– Вы, по-моему, нашли с ним общий язык. Об этом потом. Нужно всех разбудить. Сиди здесь.
Леха побежал к итальянцам. Они загорали под тяжелой луной недалеко от нашего логова. Борис и Йо-Йо в то время пытались привести в чувства других. Джемми выгребал из карманов нераскупленный товар и прятал его в разные щели: под резиновое покрытие, под подоконник будки, в замочную скважину. Художник из Уэмбли складывал мусор и одноразовую посуду в рабишный мешок, полные бутылки относил к столу-бару, вытряхивал из кальянов пепел и отчаянно оглядывался на дверь квартиры.
Те, кто сохранил способность передвигаться и с нею же способность думать, бессильно надеялись на редчайшую удачу не быть сегодня арестованными. Они не были к этому готовы. Может, как-нибудь в другой раз.
Я понимал, что в местной полиции, в отличие от родной, вряд ли бьют и насилуют и что сажать за решетку многих из присутствующих не будут. А меня так и вовсе, сотрудничая с дружественным Хоум Офисом, бесплатно вышлют прямиком в Россию и на конверте перечеркнут обратный адрес навсегда.
Вечер окончательно испортился. В оглушительном продолжении царила зловещая тишина. Мне и на это было наплевать: единственное желание, возникшее у меня тогда, противоречило обстоятельствам. Несмотря на лояльное отношение британцев к нетрадиционным парам, я не представлял себя застигнутым в мало интересной позе разъяренными полицейскими. Я наблюдал за спешными движениями Лехи и зверски его хотел.
Неопределенность томила, а страх гонял по венам адреналин. Опьянение спадало, и начинала ныть голова.
Загремели голоса и шаги, из-за двери вынырнула Смокки. Жестами застрявшего на необитаемом острове путешественника, адресованными случайно пролетающему над ним самолету, она обрисовала ситуацию. Леха рванул к двери, аккуратно щелкнул замком, несколько раз повернул ключ и беззвучно призвал всех на сооружение баррикад. Прежде шумные и пьяные ребята тихо, приведениями, зашевелились, таская, как муравьи, громоздкие предметы.
Борис с изумляющей хладнокровностью двигал полупустой бассейн. Попросил Йо-Йо ему помочь. Они так установили на конструкцию гигантский сосуд, что, получись у полиции вломиться, их окатило бы водой. Воображая картину до нитки промокшего полицейского, от неожиданности открывшего в три часа ночи в спальном районе стрельбу, я нервно хихикнул.
– Тоха, ты готов? Где Стюарт? – подбежал вспотевший вопреки ночной прохладе Борис.
– Понятия не имею.
Леха культурно, как будто в другой реальности, разговаривал с Фанни, терпеливо объяснял причины, умолял пойти с ним.
Неадекватна.
Я решил вмешаться.
– Фанни, прогуляемся?
– Тоха! Куда ты пропал, милый? Я скучала.
Леха в недоумении приподнял бровь, но уже в следующую секунду убежал.
– Пойдем! – резко произнес я, придерживая девушку под локоть.
– С тобой хоть на край света!
Мы обогнули вентиляционную трубу, и в темноте я наткнулся на что-то, что при близком рассмотрении оказалось Стюартом.
– Тоха?
– Ты чего тут сидишь? Тебя там все ищут!
– Я боюсь. Ужасно, да? Как маленький мальчик. Нет, это не из-за того, что я трус. Я никогда не попадал в подобные передряги.
Я наклонился к его лицу: он плакал. Вид у него был чрезвычайно жалкий.
– Побудьте здесь. Я сейчас приду. Фанни, ты обещаешь быть хорошей девочкой? Подождешь меня?
Вместо ответа она убедительно меня поцеловала.
– О! Поразительно! А я-то думала у геев не бывает такой реакции на женский поцелуй, – будто нечаянно скользнув рукой по брюкам, сказала она вполне трезво.
– Я тоже.
И впрямь «поразительно». Я отправился на поиски Лехи. Машинально, но небесцельно я схватил с одного из столов закупоренную бутылку водки и сунул ее за пояс.