Читаем Сиреневые ивы полностью

- Только вторая рота порадовала, - сказал комбат. - Особенно взвод Сизякова. Люди веселые, подтянутые, смотреть приятно. Машины замаскировали лучше всех и быстрее всех. Уже наполовину отрыты щели для укрытия экипажей, составляются огневые карточки, наблюдение и охрана организованы отлично. Каждый знает свою задачу назубок чувствуется, командир взвода хорошо поработал. Пойдет дело так же пятерка обеспечена...

Вот теперь Александр действительно покраснел.

"Стеценко... Конечно, похвала комбата по праву принадлежит сержанту Стеценко. Другой бы после той незаслуженной грубости на все рукой махнул, а он ни в чем не изменил себе, мой верный заместитель". Лейтенант знал достоинства своего воспитанника, ценил его и теперь мучился вопросом: как случилось, что, не разобравшись и не задумываясь, буквально наорал на Стеценко там, в парке? Ему стала понятна справедливость слов Левшина. Перед сержантом надо извиниться, это не ущемит его командирского авторитета и самолюбия. Скорее, наоборот. Разве его заместитель не доказал еще раз, что заслуживает лучшего к себе отношения?..

В прокаленных солнцем гимнастерках, с обожженными лицами, немного усталые, офицеры батальона сходили с машины. День клонился к закату, в березовых рощах стояла теплая успокаивающая тишина. Комбат обещал Сизякову связаться с дежурным и попросить его выяснить - не прибыло ли их полку? Пока ждали сеанса связи, Александр направился в свой взвод. Теперь в нем жило и другое нетерпение: увидеть своими глазами, как без него поработали подчиненные.

В машинах оказались только дежурные наблюдатели, остальных заместитель командира роты по политчасти собрал для беседы. Негромкий голос Левшина доносился из глубины рощи. Туда-то и пошел лейтенант, удовлетворенный осмотром позиции взвода. Левшин обернулся на звук шагов и, продолжая беседу, вынул из кармана заклеенный конверт без надписи, протянул Сизякову. Тот глянул удивленно.

- Машина соседей ходила в город, - пояснил Левшин. - Мы ее, понятно, задержали и попросили завернуть к белому дому в тополином саду. - Он ободряюще улыбнулся.

Лейтенант отошел за деревья, вскрыл конверт. Сначала взгляд схватывал на бумаге только самые важные слова: "...Счастлива... сын... вылитый ты..." Потом читал по порядку: "...Спасибо за цветы. Таких здесь не было ни у кого. Настоящие, лесные, и так много. Ты, наверное, рвал их целый день. Не сердись - я поделилась ими с соседками, они такие же счастливые - и цветов хватило на всех..."

Про цветы Александр ничего не понял. "Какая-то ошибка вышла..." Он смущенно оглянулся.

Поляна близ машин словно поблекла. Утром на ней состязались фиолетовые, синие, желтые, сиреневые краски, единодушно уступив первенство красно-оранжевому пламени ранних жарков. Сейчас их почти не осталось. Один человек и за час не смог бы так опустошить поляну. Тут, без сомнения, поработал целый взвод.

Александр представил, как эти цветы полыхают среди белизны палаты, как их весенний, живой, теплый свет ложится на бледное, измученное, счастливое лицо жены, и в тот же миг захлестнула буйная, неудержимая радость. Сын! У него есть сын!..

Лейтенант Сизяков не мог пуститься в пляс. Он был командиром, а в десяти шагах сидели его подчиненные. Он только прислушался к себе самому, прислушался к разговору солдат с заместителем по политчасти. И в том, как он прислушался, ему внезапно открылось новое, незнакомое прежде отношение к своему взводу. Особенная, мужская любовь, которую он уже испытывал к маленькому, еще ни разу не виденному им человеку, с первого мгновения перешла и на солдат. Может быть, чувство благодарности им за внимание, такое неожиданное для него, заставило Александра в одну минуту понять нечто важное. У него, молодого лейтенанта, были и взрослые сыновья. Очень разные, временами трудные и неожиданные в своих характерах. Но такие, что не подведут ни в воде, ни в огне. Сейчас он знал: какие бы сложные минуты ему ни пришлось пережить, он никогда больше не позволит себе той хляби, что одолевала его утром.

Подошел Левшин, понимающе улыбаясь, глянул в лицо Сизякова. Тот лишь молча и сильно пожал руку товарищу. Через полчаса они снова сидели в одной машине. Время от времени посматривая на сосредоточенную, крепкую фигуру Сизякова, заместитель командира роты по политчасти все больше убеждался, что сомневаться в успехе близкого боя у него нет оснований. Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Соперники

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука