Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Филипп: Ну вот, теперь еще и Джобс виноват. Но если серьезно – понятие первородного греха для христианской и вообще для западноевропейской культуры, наверное, одно из самых важных. Люди живут в мире, в котором Адам и Ева совершили преступление, а за этим произошло все то, с чем мы имеем дело каждый день. Я недавно читал перед сном Блаженного Августина – одного из Отцов Церкви, современника некоторых наших сирийских героев. В одном месте он говорит о том, что после первородного греха жизнь человека стала скорее медленной смертью или – мне ужасно нравится это выражение – «преизобильной скудостью»[41]. Получается, что грехопадение – начало истории человечества. И этот извечный грех и вина за него всегда с нами. Пожалуйста, скажите, что наши сирийские мистики думали иначе.

Максим: У меня для вас хорошие новости. Сирийские мистики считали, что первородного греха вовсе не было. Они унаследовали этот взгляд от уже упомянутого мной Феодора Мопсуестийского, автора антиохийской богословской школы, жившего в IV – начале V века. Феодор говорит, что изгнание из рая – трагическое в традиционном представлении событие – было на самом деле не наказанием, а частью божественного плана, в частности на человека[42]. Исаак Сирин повторяет вслед за ним: неужели вы думаете, что Бог хотел, чтобы Адам и Ева остались на этом маленьком клочке земли? Зачем же Ему было тогда создавать такой большой прекрасный мир? Нужно было, чтобы они шли и преобразовывали всю эту землю, а то, что описано в Библии, – это не наказание, а божественная педагогика

[43].

Филипп: Получается, нет предвечной вины, унаследованной от прародителей?

Максим: Да, и отсюда совершенно другой взгляд на то, что человеку делать со своей жизнью, с переживаниями, страстями, мыслями и отношениями.

Филипп: И что же это за взгляд?

Максим: Помните, мы говорили в предыдущей главе о красоте пустоты? О том, что путь к принятию другого лежит через готовность признать, что мы о нем ничего не знаем и что люди – это не застывшие раз и навсегда уравнения? То же и с миром. Феодор Мопсуестийский исходил из того, что Бог изначально создал мир склонным к изменениям. Мир устроен не идеально, и то, что в нем происходит, часто вызывает у человека тревогу. Но эти свойства мира соответствуют воле Бога, и это уничтожает миф о первозданной катастрофе. «Мир не идеален, и это нормально. Давайте уже что-нибудь делать», – как бы говорит Феодор. Значит, выстраивая свои отношения с миром, тебе не нужно брать в расчет этот фактор – вину и изначальную испорченность. При этом ты не идеализируешь положение вещей, ведь недостатки никуда не деваются. Но теперь они становятся местом для приложения усилия. Согласитесь, есть разница: работать в две смены для того, чтобы заплатить долг, и работать столько же для того, чтобы построить дом. Слыша от некоторых христиан, что смысл жизни в спасении, я задумывался: ведь это то же самое, что свести смысл плавания к тому, чтобы не утонуть. Точно ли люди учатся плавать для этого?

Филипп: Хорошо, сняв с себя вину за грехопадение, давайте попытаемся решить с помощью сирийских мистиков другую проблему, а именно – чувство вины, которое вызвано какими-то жизненными обстоятельствами. Или это другая история, связанная с обыкновенной тревожностью, которая в принципе свойственна людям?

Максим: На самом деле эти два размышления – о первородной вине и более повседневных винах и тревогах – прямо связаны. Сирийские мистики говорят: мир не идеален, а значит, мы не можем абсолютно все держать под контролем. Знаете, эта мысль помогла мне преодолеть собственную тревожность. Несколько лет назад я только-только начал отпускать старшего сына одного гулять в большой парк у дома и, конечно, страшно переживал. Но потом я подумал, что, хотя я не знаю, как мир встретит моего сына, «замысел» в том, чтобы ему с этим миром столкнуться. Непроизвольно я тогда повторил мысль Исаака Сирина о выходе Адама и Евы с их маленького участка земли. Не знаю, может быть, это довольно очевидная вещь для современных родителей, но мне, как обычно, нужно было какое-то авторитетное утверждение. Так я избавился от чувства тревоги (и вины – за потенциальные опасности, от которых я не смогу уберечь своего сына).

Филипп: А вы любите Гребенщикова?[44]

Максим: Да, безумно люблю.

Филипп: Помните песню «Сидя на красивом холме»[45]?

…Но мы идем вслепую в странных местах,

И все, что есть у нас – это радость и страх,Страх, что мы хуже, чем можем,И радость того, что всё в надежных руках…

Максим: Да, вы знаете, вторая часть, «радость того, что всё в надежных руках», – это абсолютно идея сирийских мистиков. Они очень любили говорить, что всё под контролем. Что бы ни произошло, Бог в курсе дел, ты не брошен. А сам куплет звучит просто как гимн феодорианского богословия.

Филипп: То есть последователей Феодора Мопсуестийского?