Женя вздрогнула. Посмотрела на стоящего – руки в брюки – Гнуса. Как давно подросток подошёл Женя не знала. Она не могла сказать, сколько уже втыкает, глядя на чёрный зев бункера, разверзшийся в немом удивлении от созерцания наконец-то объявившейся в реале Жени, словно и сам встречал её раньше, где-то там, за незримым горизонтом, но в гости, по какой-то причине, не ждал. Такое ощущение, жизнь наконец сдвинулась с мёртвой точки, в которую её подвесила сама Женя, сосредоточившись, исключительно, на кошмарах. Кольцо лопнуло, как в фантастическом фильме; сюжету дали ход, вот только сценарист замешкался, ввиду чего, Женя не знала, что говорить, как себя вести, куда деть руки, во что упереть взгляд... Необходимо импровизировать, а этого Женя делать не умела. Сначала за неё всё решала система, потом Целтин, сейчас она осталась одна. Один на один с полуночным кошмаром, который материализовался средь бела дня, под шелест ветра и щебетанье птиц.
- Жень, ты в норме? – По другую руку остановился Димка, по обыкновению, принялся крутить головой, высматривая младшую.
Иринка носилась в траве, средь высоких былок тимофеевки, где заразительно трещали кузнечики. Солнце палило нещадно, но мелкой, такое ощущение, всё было ни по чём: подкрадывалась, разводя руками стебли, будто плыла в воде; завидя жучка замирала, меняясь в лице; прыгала, почти рыбкой, силясь накрыть ладонями жертву. Если никто не попадался – дулась, нахмурив гусеницы-брови. Когда бросок был удачным, прыгала на месте, держа ладони ковшиком на уровне груди, не желая расставаться с сокровенным. Рассмотреть пленника конечно же не получалось. Тот был решителен и быстр – достаточно небольшой щёлки между пальцами: в глаз, рикошетом от носа, в траву и наутёк. Ирка стояла, опустив руки, как отчаявшийся бедняк, прищурив ушибленный глаз, с недвусмысленным выражением разочарования на лице, решая, что делать дальше: смеяться или плакать. Затем над ухом, вальяжно жужжа, заходил на посадку очередной беспечный жуколёт, плюхался на листок подорожника; ещё не догадываясь, что его ждёт, принимался старательно сворачивать крылья...
Иринка прыгала, по лягушачьи поджав ноги...
Белое выходное платьице в красный горошек давно превратилось в платье для коктейлей с преобладанием зелёного и бордового. Не хватало блёсток и хрустальных граней.
Димка махнул на сестру рукой.
Мати ещё подрывалась что-то кричать Иринке, сама, такое ощущение, не понимая, что на неё нашло – детей она недолюбливала, точнее не понимала, страшась в этой жизни одного: однажды стать мамой.
- Правда, что ли, была уже тут? – Лобзик не отличался любезностью, правила хорошего тона были ему неведомы. – Со Скиллом?
- Скилла от Бони сейчас не оттащишь, – перебил Гнус. – А она в такую дыру и не подумает соваться. Оно ей надо?
- Скилл, это которого с ВадМихом гебня приняла? – Димка прищурился.
- Было дело... – Гнус осклабился, повернулся к Жене, будто той было интересно. – Там гей-парад намечался на днюху ВадМиха. Собирались до Неглы запилиться, но их ещё на «дэ-6» дачло срисовало.
- Гонишь! – возмутился Стил. – Откуда там дачло? Спецлиния закрыта давно.
- А хрен тебе в хайло! – возразил Лобзик. – Там неподалёку, в хаботнике, двух бомжей червяк раскатал, так красным шапкам вводная была: палить по страшному, чтоб никто больше по забутовкам не шарился, кишками своими не рисковал. А то «кэ-эр» уже от дерьма ни хрена не контачит!
Подростки заржали. Даже скупой на эмоции Гнус улыбнулся.
Подошла Мати.
- Вы бы хоть по-человечески разговаривали, она же не понимает ничего.
Все уставились на Женю, как на имбецила. Кажется, даже Иринка оторвалась от своего занятия, засунула вымазанный кузнечиковой какой палец в рот и только что не смаковала. Женя аж назад невольно подалась, чуть не споткнулась об собственную тень, закачалась над кашками-ромашками, как в песенке у Крапивина. Пришлось поскорее взять себя в руки, нацепить на лицо глупую улыбку, чтобы хоть как-то сойти за нормального человека, который и впрямь просто споткнулся.
- Да ну... – Стил был явно удивлён, за что незамедлительно схлопотал подзатыльник от недовольной Мати.