– Это сейчас, – бросил мне Валяев. – Знал бы ты, какую дрянь они гнали лет триста – четыреста назад, ну по крайней мере, судя по романам сэра Вальтера, это было то еще пойло. Хотя полагаю, что и оно при всей своей вонючести уступало тому, что ты сегодня пил. Он не скряга, он дилетант в области выпивки!
– Возможно, мы не все знаем, – не сдавался Зимин. – Возможно, его вынудили пить эту бурду!
– Барышня, а можно мне кофе и пару бутербродов с чем-нибудь? – тихонько попросил я застывшую соляной скульптурой девушку.
Та кивнула, неотрывно наблюдая за разгорающейся дискуссией.
– И мне кофе, пожалуйста. А бутербродов не надо, – раздался за спиной голос Азова.
Я повернулся и увидел безопасника «Радеона» в довольно необычном виде – он был без галстука.
– Что? – уставился он на меня, а после опустил глаза вниз, на свою грудь. – Я уже домой приехал, когда меня вызвонили.
– Да ничего, – пожал плечами я. – Здрасте, Илья Павлович.
– Добрый вечер, Киф. Самопал пил? Ты этим делом не увлекайся, печень посадишь только так. Там сивушных масел много.
«Убью Шелестову, прямо завтра, – решил я про себя. – Крайний срок – на следующей неделе».
– Я пойду? – пискнула девушка.
– Про кофе не забудьте, – строго глянул на нее Азов. – И бутерброды для нашего юного друга несите.
Тем временем Зимин и Валяев сошлись на том, что я не скряга, но скуповат и еще крайне неразборчив в спиртных напитках.
– Ведь так? – одновременно спросили они, повернувшись ко мне.
Я открыл рот и поймал взгляд Азова, в котором прочел немой приказ: «Соглашайся!»
– Именно так оно и есть на самом деле, – выпалил я, и довольные Зимин и Валяев прошли в приемную, следом за ними двинулись и мы с Азовым.
– Я собрал вас, господа, для того, чтобы вы прослушали преинтереснейшее сообщение, – произнес Зимин, дождавшись того момента, пока мы все рассядемся, сам же он предпочел остаться на ногах.
– И какое же? – недовольно спросил Валяев. – Чего ради я не доехал до одной аппетитнейшей блондинки?
– Я вообще уже дома был, – негромко добавил свои пять копеек в копилку Азов. – И собирался ужинать.
Я промолчал, мои слова были дальше.
– Киф, друг мой, напомни, кто там мне привет пару часов назад передал? – ангельским голосом спросил у меня Зимин.
– Ерема, – подал голос я. – Фамилию не знаю. Невысокий, моих лет, смешливый…
– Имеет небольшой шрам над левой бровью, – продолжил Азов. – Вид приятный, располагающий к себе…
– И непогашенный долг передо мной с да-а-авних времен, – оскалился Валяев. – Стало быть, нынче он у нас Ерема? Ну пусть будет Ерема.
– Ну шрам я не разглядел, да и не сильно вглядывался.
Меня впечатлило очередное преображение за один вечер. Сначала Вика показала свое второе (а может, и первое лицо), да еще и проявила мудрость, мной вообще от нее не ожидаемую…
Хотя что значит не ожидаемую? Разговоры о женской глупости – это изобретение мужчин. Нам, мужчинам, с самого начала, с тех пор, как мы стали проживать с женщинами в одних пещерах, не очень-то нравилось проявление женского ума. В конце концов, я ей мамонта убиваю, разделываю и таскаю, я пещеру охраняю, я огонь добыл, а она еще умничать будет! Так оно и шло, век за веком… Слишком умных женщин обезглавливали на плахах (в основном – венценосных персон, кто породовитей), жгли на кострах с воплями: «Да она ведьма», забивали камнями, изгоняли из городов, топили… Да мало ли хороших средств заставить женщин скрывать свой ум? Чуть повеселее слабому полу стало в двадцатом веке, но тут пришла другая беда – стал мельчать мужик. А любой, даже очень сильной женщине, все-таки иногда надо чувствовать себя слабой. И вот все началось сначала – умные женщины снова стараются казаться глупыми.
А вы знаете, почему они это делают? Не только из-за укоренившегося в них инстинкта самосохранения. Они нас жалеют, мужчин, жалеют наше самолюбие, зачастую совершенно неоправданное. Ну вот такие они странные существа. В них таится полуулыбка, когда они слышат расхожую мужскую фразу: «Это я ее выбрал». Кого ты выбрал, чудило? Если ты о проститутке – то да. А если о своей женщине, то запомни сам и другим передай – всегда выбирает женщина. Всегда. Без вариантов. А потом, из жалости, позволяет думать нам, что это мы что-то там выбрали. И мы сейчас говорим не о сексе, а о жизни. Хотя и там все, что можно и нельзя, ты получишь только в том случае, если она этого захочет. Они втихаря наводят нас на умные мысли, более или менее тактично объясняют, с кем надо общаться, а с кем нет, что купить и что тебе на фиг не нужно. Просто мы этого не видим, потому что они – умные… И мы с ними, с умными, живем. А с дурами мы спим! Потому что умные все знают, а дуры все умеют.
Ладно, что-то я отклонился в сторону. Так вот сначала Вика, потом Валяев. Прямо день открытий какой-то.
– Меньше эмоций, Кит, – мягко сказал Зимин. – Меньше, не пугай нашего друга.
Валяев выпалил фразу на каком-то неизвестном мне языке, по лязгающим словам более всего похожем на немецкий.
– Я чего-то не то сказал? – опасливо поинтересовался я.