Сюрприз в рыжем портфеле

Зал бурно аплодировал. Товарищ Шилов улыбался. Детская программа, видимо, ему понравилась: неплохо составлена и с юмором.

Вслед за детьми выступали гости. Они читали адреса «от имени и по поручению» и складывали на стол дерматиновые папки. Однообразный ритуал был нарушен посланцами гор, которые вместе с поздравительным адресом вручили Груздеву кавказскую бурку.

Потом трибуну предоставили Свинцовскому. Давно не стоял он вот так перед тысячью слушателей, почти десять лет… Свинцовский огласил приветственные телеграммы, и это очень здорово у него получилось. Он читал их с такой патетической дрожью в голосе, что у сидевших в зале мурашки по коже бегали.

Тем, кто знал Свинцовского много лет, казалось, что вот-вот он поднимет руку и, обращаясь к залу, выкрикнет: «Да здравствует лучший друг снабженцев…»

Торжество достигло своей высшей точки, когда товарищ Шилов огласил указ о награждении начальника УКСУСа Петра Филипповича Груздева орденом. Зал снова дрогнул от аплодисментов. Кто-то выражал свои искренние чувства не только руками, но и ногами. Кажется, Ферзухин. Потом награждали других, однако аплодисменты с каждым разом становились жиже. Чарушину — часы от совнархоза. Гречишниковой — часы от дирекции. Нолику — грамоту от месткома, Полине — 10 рублей. А Оглоблиной в знак поощрения доверили вести концерт.

И она не обиделась. Что ей грамота? Не дали — и ладно. Зато она, одинокая женщина, весь вечер на сцене в новом вечернем платье, сшитом Софьей Абрамовной. Озаренная огнями рампы, она представляет публике заслуженных и народных.

Гости спрашивают: «Кто это такая? Тоже из Москвы?» А уксусовцы отвечают: «Нет, это наша Оглоблина».

…Был концерт. И была ночь. А может, ночи и не было. Она в июле коротка. Едва возбужденные уксусовцы отошли ко сну, как начало светать, а утром надо было собираться на пикник-банкет.

Юбилейный банкет устроили в загородном ресторане «Поплавок». У него существовало и другое название, неофициальное, — «Незнакомка». Расположенный километрах в десяти от города, на реке Лесогорке, «Поплавок» представлял собой идеальное место для интимных встреч. Пары, не афиширующие своих отношений, предпочитали отправиться в «Незнакомку», а не торчать у всех на виду в ресторане на Первой Встречной. Неписаный закон «Незнакомки» гласил: если ты повстречал здесь соседа по квартире с чужой женой, то сосед не узнал тебя, а ты — соседа.

Руководство УКСУСа выбрало «Незнакомку» местом банкета не случайно: причина та же — подальше от любопытных глаз. Мало ли что бывает на банкетах, лучше не рисковать, а предусмотрительно уединиться, наслаждаясь полной свободой.

…Качался на волнах быстрой Лесогорки «Поплавок». Качались на палубах под тентами участники банкета. Звенел хрусталь бокалов и звучали тосты. После десятого тоста Ферзухин пустился в пляс с Оглоблиной, Гречишникова спела под гитару «Шаланды, полные кефали», а Шалый и Малый подсели к Груздеву.

— Прольем бальзам на раны! — Воскликнул Груздев, но Шалый и Малый пролили его уже достаточно и пить не хотели.

— Обошли нас, обидели, премии не дали, — пожаловался Шалый. — В душу плюнули!

— Ну, и нам плевать в таком случае, — продолжил Малый.

…Очередную здравицу произносил Свинцовский. Он встал, одернул китель, поднял бокал вина и, перекрывая своим мощным голосом все шумы, начал:

— Товарищи, позвольте мне… э-э-э… — но больше он ничего не сказал. В глазах у него появилось выражение испуга, и он бросился к перилам. — Стойте, Малый, прекратите! — крикнул он, глядя вниз. — Что вы делаете?!

Столики мгновенно опустели: все были уже у перил. Раздались нестройные крики, женский визг, и снова голос Свинцовского:

— Держите его!

Малый стоял на берегу и, высоко взмахивая топором, рубил трос, которым «Поплавок» был привязан к суше… На трап выбежал Ферзухин, намеревавшийся, видимо, совершить героический поступок — вырвать топор из рук злоумышленника, но через секунду трап вместе с заведующим снабжением шлепнулся в воду: трос оборвался, и «Поплавок» отошел от берега.

Ресторан неуклюже развернулся боком и, подхваченный течением, поплыл на стрежень, на простор речной волны. Спасать его было некому: поблизости ни одного буксира, ни одного катера. Стремительная Лесогорка несла несамоходное судно на пороги… «Поплавок» плыл послушно, как бумажный кораблик, в ту сторону, откуда на много километров разносился шум разбиваемой в пыль воды.

Судно терпели бедствие.

Пассажиры в панике бегали по палубе. Многие бросились в воду. Первыми это сделали официанты: они были трезвыми и вполне рассчитывали, зажав в зубах выручку и чаевые, достигнуть берета.

У спасательных кругов завязалась драка. Свинцовский вырывал круг у Гречишниковой. Ксения Петровна истошно кричала:

— Я женщина, председатель месткома!

Но это в столь опасной ситуации, видимо, уже не имело решающего значения.

Оглоблина бросила в воду деревянный стол, пыталась на нем добраться до берега, но стол понесло к порогам еще быстрее, чем «Поплавок».