Сюжет Бабеля

Но гораздо большего внимания заслуживает имя другого мученика — Ипатия, епископа Тангры в Пафлагонии. Забитый камнями в 326 году он был возведен в ранг святого и тысячу лет спустя объявлен небесным покровителем Свято-Троицкого монастыря в Костроме.

Очерк свой Бабель напечатал 3 августа и свое пребывание в монастыре датирует вчерашним днем, но из описания ясно следует, что происходило это, как в пьесе и рассказе «Дорога», в лютую зимнюю стужу.

«Вчера я был в Ипатьевском монастыре, и монах Илларион, последний из обитавших здесь монахов, показал мне дом бояр Романовых. Московские люди пришли сюда в 1613 году просить на царство Михаила Федоровича. Я увидел истоптанный угол, где молилась инокиня Марфа, мать царя, сумрачную ее опочивальню и вышку, откуда она смотрела гоньбу волков в Костромских лесах».

Осмотрев церковные фрески и иконы, он заметил неведомые толпы нагруженных домашним скарбом баб, со свистом стягивающиеся вокруг монастыря:

«Черти, - закричал я, увидев их, и отступил перед неслыханным этим нашествием. - Не к инокине ли Марфе идете вы, чтобы просить на царство Михаила Романова, ее сына?..»

Автору на миг почудилось, что время пошло вспять. Хотя сомнения, конечно, были: штурмовать святую обитель могли и слуги Сатаны — черти... Все оказалось куда прозаичнее: на гору карабкались работницы костромской фабрики льняной мануфактуры, чтобы занять отведенные им для жилья помещения.

Публикация в «Правде» датирована: «Кострома, 20 декабря». А ввиду того, что помещена она была в июньском номере за 1924 год, очевидно: описанное событие следует датировать прошлым — 1923 — годом. Наше умозаключение

подтверждается рукописью — здесь дата дана полностью: «Кострома, декабрь 1923».

Но вот, что удивительно: местная — костромская — пресса (газеты «Красный мир» и «Голос молодежи»{342}) хранит полное молчание об этом радостном событии! И это тем более странно, поскольку в главной костромской газете «Красный мир» (в дальнейшем «Северная правда») имелась даже постоянная рубрика «У текстилей». Особое внимание газеты к текстильному делу понятно: льноткацкие предприятия были флагманом костромской индустрии (на втором месте стояла махорочная фабрика).

А из этого следует, что 20 декабря 1923 года указанного события попросту не было!

И «Конец святого Ипатия», выглядящий как очерк, на самом является рассказом, причем рассказом фантастическим! Остается понять: что подвигло Бабеля на эту мистификацию? Ответ может быть таким: в 1923 году прошло 10 лет со дня празднования 300-летия Дома Романовых, пришедшегося на 21 февраля (6 марта по н.ст.). И — второе: революционный народ превращает монастырь в жилой дом!

Невозможно сказать, кто первым протянул нить от Ипатьевского монастыря, где история Дома Романовых началась, до Ипатьевского дома, где она закончилась{343}. Скорее всего, мысль эта пришла сразу во многие головы. Но это значит, что именно идея гибели Царской семьи заложена в заключительную сцену пьесы «Мария».

А вот 5-я сцена — письмо Марии:

«Карточка Алеши у меня на столе... Те самые люди, которые не задумались убить его и изуродовать его труп, - я ушла только что от них и помогала их освобождению - правильно ли я Сделала, Алексей, исполнила ли я твое завещание жить мужественно? - и тем, что в нем есть неумирающего он не отвергает меня...».

Кто он, этот Алексей? Возлюбленный? Если оставаться в пределах царской семьи, выбор невелик — цесаревич Алексей. Правда, ему и в день убийства не исполнилось 14-ти лет. Но и в этом возрасте подростки, особенно живущие в постоянном ожидании смерти, уже много думают и чувствуют... А тем, что есть неумирающего, является душа.

А вот начало письма:

«Я освободилась поздно и поднялась к себе по истоптанным четырехсотлетним ступеням. Я живу на вышке, в сводчатой зале, служившей когда-то оружейной графам Красницким. Замок построен на крутизне, у подножья его синяя река, пространство лугов необозримо, с туманной стеной леса вдали...».

Сравним с началом очерка «Конец святого Ипатия»:

«Я увидел истоптанный угол, где молилась инокиня Марфа, мать царя, сумрачную ее опочивальню и вышку, откуда она смотрела гоньбу волков в Костромских лесах».

Совпадения бросаются в глаза, но обратим внимание на такую деталь пейзажа:

«пространство лугов необозримо».

А вот и источник:

Богат и славен Кочубей.

Его луга необозримы...

Пушкин, «Полтава», возлюбленная Кочубея — Мария... «Полтава» возвращает нас к «Жизнеописанию Павличенки», где ужасающий образ героя порожден ужасным ликом Петра Великого... Смена подлинной фамилии Апанасенко на Павличенко, совершающего отцеубийство травестийного царя, приводит нас к убийству Павла I.

А чем занята Мария?

«Вчера на уроке я прочитала из папиной книги главу об убийстве Павла.

Наказание свое император заслужил так очевидно, что никто об этом не задумался; спрашивали меня - здесь сказался точный ум простолюдина - о расположении комнат во дворце,

о том какая рота гвардии была в карауле, среди кого были набраны заговорщики, чем обидел их Павел...»{344}.