«Они уже много чего спланировали, – мрачно подумал он, – без меня. У кого-то всегда есть план, а я постоянно остаюсь в одиночестве, пока кто-то другой решает, куда следует идти. Я чувствую себя старой, разваливающейся на части телегой. И когда же я смогу сам принимать за себя решения?»
Он думал об этом, пытаясь уснуть.
Когда солнце заняло свое место на сером небе, оказалось, что последние приготовления еще не завершены. А Саймон радостно проспал все это время.
Саймон, его спутники и огромное количество троллей вышли на тропинки Минтахока, следуя за Пастырем и Охотницей самым диковинным парадом, какой Саймону доводилось видеть в жизни. Пройдя густонаселенные участки горы, сотни троллей останавливались на подвесных мостах или выходили из пещер, окутанные дымом костров для приготовления пищи, чтобы с изумлением понаблюдать за происходящим. Многие сбегали с мостиков и присоединялись к процессии.
Большую часть пути они поднимались по склону горы. Сопровождавшая их толпа растянулась на узкой тропе, из-за чего продвижение вперед было невероятно медленным. Саймону показалось, что прошло мучительно много времени, прежде чем они обогнули гору и вышли на северный склон. Пока они шли, Саймон начал погружаться в состояние замороженной дремоты. Снег кружился в огромной пропасти совсем рядом с тропой, другие пики Иканука выстроились вдоль дальней стороны долины, точно огромные зубы.
Наконец они остановились на длинном каменном крыльце в верхней части уступа, нависшего над северной стороной долины Иканука. Внизу по склону извивалась еще одна тропинка, а потом скалистые стены Минтахока резко уходили вниз, в белую пустоту, расцвеченную пятнами солнечного света. Заглянув вниз, Саймон вдруг вспомнил свой сон о тускло-белой башне, которую лизали языки пламени. Он отвернулся от неприятного зрелища и обнаружил, что над уступом, на котором он стоял, возвышается высокое, в форме яйца, сооружение из снега, то самое, что он заметил в первый день, когда вышел из пещеры. Вблизи он увидел, с какой тщательностью были вырублены из снега треугольные блоки, а потом старательно подогнаны друг к другу и украшены резьбой, делившей блоки на части так, что Ледяной дом стал многогранным, точно бриллиант, а его стены казались живыми благодаря скрытым внутренним углам и призмам, сиявшим розовым и голубым цветом.
Вооруженные тролли, охранявшие Ледяной дом, почтительно отступили, когда Нануика и Уамманак прошли мимо них и остановились между столбами из плотного снега по обе стороны двери. Саймон не видел, что находится внутри Ледяного дома, только серо-голубую пустоту за порогом. Бинабик и Сискви встали на ледяной ступеньке внизу, держась за руки в перчатках. Канголик, Призывающий Духов, – рядом с ними. И, хотя его лицо по-прежнему скрывала маска из черепа барана, Саймону показалось, что могучий тролль находится в подавленном состоянии. Призывающий Духов, который скакал, точно токующий самец диковинной птицы, перед судом в Чидсик Аб Лингит, поник, словно измученный работник после сбора урожая.
Когда Пастырь поднял копье с крюком и заговорил, Бинабик начал переводить его слова своим спутникам с нижних земель.
– Наступили странные времена. – Глаза Уамманака прятались в глубокой тени. – Мы знали, что происходит нечто неправильное. Наша жизнь слишком тесно связана с горой, которая является костями земли, чтобы не почувствовать ее беспокойство. Ледяной дом по-прежнему стоит на своем месте. Он не растаял. – В этот момент поднялся и засвистел ветер, словно подтверждая его слова. – Зима не желает уходить. Сначала мы винили в этом Бинабика. Поющий или его ученик всегда исполняли ритуал Пробуждения весны. Но мы узнали, что вовсе не то, что он не был проведен вовремя, прячет от нас лето. Странные дни. Многое изменилось. – Он покачал головой, и его борода словно ожила.
– Мы должны отказаться от традиции, – добавила Нануика Охотница. – Слово мудреца должно быть законом для тех, кто не так умен. Укекук говорил с нами так, словно находился среди нас. Теперь мы знаем больше о том, чего боялись, но чему не знали имени. Мой муж прав: для нас наступили странные времена. Традиция служила нам многие годы, но стала нашими кандалами. А посему Охотница и Пастырь освобождают Бинбиникгабеника от наказания. Мы поступили бы глупо, убив того, кто старался нас защитить от бури, о которой нам рассказал Укекук. И были бы хуже глупцов, казнив того, кто единственный знает, о чем думал Поющий.
Нануика подождала, когда Бинабик закончит переводить ее слова, затем продолжила говорить, проведя рукой по лбу в каком-то ритуальном жесте.