Скала Прощания. Том 1

Сначала послание Моргенеса, которое он перечитывал дюжины раз в течение четырех лун – или сколько там времени прошло с того момента, как он его получил? Тиамак достал письмо из деревянной шкатулки и разгладил его, оставив пятна от испачканных желтокорнем пальцев. Впрочем, он уже давно выучил его содержание наизусть.

Доктор Моргенес писал о своих страхах относительно «… времени Звезды Завоевателя», что оказалась над ними, – что бы это ни значило, и потребуется помощь Тиамака – «… если некие ужасные вещи, на которые, как говорят, намекается в печально известной книге священника Ниссеса…» – их следует всячески избегать. Но каких вещей? «Печально известная утраченная книга…» – речь идет о «Дю Сварденвирде» Ниссеса, о чем знает любой ученый.

Тиамак засунул руку в шкатулку, вытащил аккуратный сверток и развернул свой самый ценный пергамент, который осторожно расправил на столе рядом с письмом Моргенеса. Пергамент, на который Тиамак наткнулся благодаря удаче на рынке в Кванитупуле, был исключительно высокого качества, такого Тиамак не мог себе позволить. Ржавыми коричневыми чернилами кто-то записал северные руны риммеров, но использовал архаичный язык Наббана, каким он был пять столетий назад.

… Приведите из Скалистого сада Нуанни

Того, кто, хоть и ослеплен, но может видеть.Найди Клинок, что положит РозуК подножию великого Дерева риммера.Найди Призыв, чей громкий ЗовНазовет имя Зовущего.

На корабле в самом Мелком Море,Когда Клинок, Призыв и ЧеловекПридут к правой Руке Принца,Тогда Пленник снова обретет свободу…

Под этой непонятной поэмой было написано печатными буквами: НИССЕС.

Что же оставалось думать Тиамаку? Моргенес не мог знать, что Тиамак обнаружил страницу из почти легендарной книги – вранн никому об этом не рассказывал, – однако доктор написал, что Тиамаку предстоит важная работа, каким-то образом связанная с «Дю Сварденвирдом»!

Все его вопросы, отправленные Моргенесу и другим мудрецам, остались без ответа. А теперь он должен отправиться в Наббан, чтобы передать просьбы своего народа людям материка, однако он все равно не понимал, что все это может значить.

Тиамак вылил чай из котелка в свою третью любимую чашку – вторую в списке он уронил и разбил сегодня утром, когда Старый Могаиб и другие начали спорить у него под окном. Он приложил тонкие пальцы к теплой чашке и подул.

– Горячий чай, горячий чай, – всегда говорила его мать.

Сегодня стояла невероятная жара, и воздух был таким неподвижным и душным, что ему казалось: еще немного, и он сможет в него нырнуть и поплыть. Такая погода сама по себе еще не делала его несчастным, ведь в самые знойные дни чувство голода заметно притуплялось. Тем не менее, в воздухе было нечто, вызывавшее замешательство, словно Вранн стал раскаленным бруском металла на наковальне мира, а по нему стучал огромный молот и мог превратить его во все что угодно.

В это утро Роахог Гончар воспользовался моментом, чтобы посплетничать, пока Старому Могаибу помогали преодолеть лестницу, и сказал, что колония гантов строит новое гнездо всего в нескольких фарлонгах от реки, начинавшейся от Деревенской рощи. Прежде ганты никогда не осмеливались настолько приближаться к человеческим поселениям, и хотя Роахог, посмеиваясь, заявил, что вранны скоро сожгут гнезда, новость вызвала у Тиамака тревогу, словно был нарушен какой-то неопределенный, но важный закон.

По мере того как медленный знойный день постепенно приближался к вечеру, Тиамак пытался осмыслить требования герцога Наббана и письмо Моргенеса, но видения со строящими гнездо гантами постоянно вторгались в его мысли – их коричнево-серые челюсти постоянно щелкали, а безумные черные глаза сверкали – и Тиамак никак не мог избавиться от глупейшего ощущения, что все эти вещи каким-то образом связаны.

«Виновата жара, – сказал он себе. – Если бы только у меня был кувшин холодного пива из папоротника, дикие идеи тут же исчезли бы».

Но у него даже не хватило желтокорня, чтобы сделать еще одну чашку чая, не говоря уже о пиве из папоротника. Сердце Тиамака переполняла тревога, и ничто в широком жарком Вранне не приносило покоя.

Тиамак встал с первым утренним светом. К тому моменту, когда он приготовил и съел сухое печенье из рисовой муки и выпил немного воды, в болоте стало очень жарко. Он состроил гримасу и принялся собирать вещи. День больше подходил для купания в одном из безопасных прудов, чем для путешествия.