Скала Прощания. Том 1

Больше он не смог это выносить. Саймон бросился сквозь гобелен и побежал к фигуре, окутанной тенями. На бегу он почувствовал, что в руке у него зажато что-то тяжелое. Он замахнулся, но туманное существо перехватило его руку и вырвало оружие. Саймон держал в руке черный молоток. Если не считать цвета, он был близнецом серого.

– Лучше, – сказало существо.

Оно взвесило эбеновый молоток в другой туманной руке и снова принялось забивать гвозди. Но теперь после каждого удара Джошуа кричал, кричал и кричал…

… Саймон проснулся и обнаружил, что трясется в темноте, рядом хрипло дышали его спутники, соревнуясь с воем ветра на горных перевалах снаружи пещеры. Он хотел разбудить Бинабика, или Эйстана, или Слудига, но страх не помешал ему сообразить, что делать этого не следует. Саймон боялся снова заснуть и услышать ужасные крики Джошуа. Он попытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте, чтобы понять, открыты у него глаза или нет, но ничего не получилось.

Через некоторое время, еще до наступления рассвета, усталость победила страх, и он снова заснул. Если новые сны его и тревожили, после пробуждения Саймон их не помнил.

* * *

Они провели еще три дня на узких мерзлых горных тропинках, спускаясь с Сиккихока. Но потом им больше не пришлось идти одному за другим, они оказались на широком гранитном карнизе, и маленький отряд остановился, чтобы это отпраздновать. Наступил редкий час полуденного солнца, его свет пробился сквозь паутину облаков, и ветер вдруг перестал быть вышедшим на охоту хищником и показался им игривым.

Бинабик поехал вперед на Кантаке, чтобы разведать путь, а потом отпустил волчицу охотиться, и она мгновенно исчезла среди покрытых снегом валунов. Бинабик вернулся к остальным с широкой улыбкой на губах.

– Как хорошо хотя бы на время спуститься с гор, – сказал он, усаживаясь рядом с Саймоном, который снял сапоги и растирал побелевшие пальцы ног. – Когда балансируешь на спине волчицы на узких тропинках, трудно найти время, чтобы думать о чем-то другом.

– Или идешь по ним пешком, – пробормотал Саймон, с сомнением глядя на свои ноги.

– Или идешь, – согласился Бинабик. – Я очень скоро вернусь.

Бинабик встал и направился к круглому камню, где большая часть троллей сидела, образовав круг и передавая друг другу мех. Некоторые из них сняли куртки и обнаженные по пояс наслаждались слабыми солнечными лучами. Их смуглую кожу украшали татуировки птиц, медведей и извивающихся рыб. Они расседлали баранов и отправили их пастись, хотя найти траву и даже мох было совсем не просто – лишь в расселинах попадался редкий кустарник. Один из троллей наблюдал за ними, как пастух, хотя и не слишком усердно. Он мрачно водил по земле концом копья, наблюдая, как мех ходит по кругу. Один из его спутников обратил внимание на своего грустного товарища, встал и принес ему мех.

Бинабик подошел к Сискви, которая сидела с девушками-охотницами, наклонился к ней, что-то сказал и потерся щекой о ее щеку. Она рассмеялась, покраснела и оттолкнула его. Наблюдавший за ними Саймон позавидовал счастью друга, но постарался об этом забыть. Быть может, наступит день, когда и он найдет кого-нибудь. Он с грустью подумал о принцессе Мириамель, которая находилась на недосягаемой для простого поваренка высоте. Тем не менее она была всего лишь девушкой, вроде тех, с кем Саймон смущенно беседовал в Хейхолте, казалось, очень давно. Когда они с Мириамель стояли рядом на мосту в Да’ай Чикизе или перед гигантом, они ничем не отличались друг от друга. Тогда они были друзьями, в равной степени смотревшими в глаза опасности.

«Но тогда я не знал, какое высокое положение она занимает, – подумал Саймон. – Но почему? Разве я другой? Или она? Нет, это не так. И она меня поцеловала! Причем после того, как снова стала принцессой!»

Он ощутил странную смесь восторга и разочарования. Кто мог понять, что истинно, а что – нет? Мировой порядок менялся, и где тот закон, что запрещает кухонному мальчишке гордо стоять рядом с принцессой, – не стоило забывать, что она пошла против воли своего отца, короля?

Затем Саймон будто погрузился в сон наяву и представил, как въезжает на гордой лошади в великий город героем, в руке у которого меч Шип, как сэр Камарис на картине – однажды Саймон ее видел. И где-то он знал, что на него с восхищением смотрит Мириамель. Видение рассыпалось, когда он спросил себя: в какой город он сможет войти героем. Наглимунд, по словам Джелой, разрушен. Из Хейхолта, единственного дома, который знал Саймон, он изгнан навсегда. А меч Шип ему не принадлежит – ведь он не сэр Камарис, знаменитый обладатель меча, – и, что еще важнее, сообразил он, глядя на свои покрытые мозолями пятки, у него нет лошади.

– Эй, друг Саймон, – сказал Бинабик, отвлекая его от горестных раздумий, – я сберег для тебя глоток охотничьего вина. – Он протянул ему мех, который был заметно меньше того, что ходил по кругу между троллями.

– Я уже пил такое, – с сомнением сказал Саймон, принюхиваясь к меху. – У него вкус… ну, Эйстан сказал, что у него вкус лошадиной мочи, и, мне кажется, он прав.