– Бинабик, я знаю, что ты благороден.
Тролль ничего не ответил, но опустил руки от шкуры волчицы себе на колени.
– Я обесчестил себя, Слудиг, – сказал он наконец. – Ты поступил правильно, вернув мне мои же слова. Я прошу у тебя прощения, хотя не совершил ничего такого, за что следует извиняться. – Он повернул несчастное лицо к риммеру, который сделал несколько шагов обратно на поляну.
– Мы не можем вечно искать Саймона, – спокойно сказал Слудиг. – Правда отделяет любовь от дружбы.
– Ты не ошибся, – сказал Бинабик, встал, подошел к бородатому солдату и протянул ему маленькую руку. – Если ты сможешь простить мою глупость…
– Тут нечего прощать. – Большая ладонь риммера поглотила руку Бинабика.
На лице тролля промелькнула усталая улыбка.
– Тогда я попрошу тебя об одном одолжении. Разожжем огонь во время сегодняшней и завтрашней ночи и будем звать Саймона. Если мы не найдем его следов, послезавтра утром отправимся к Скале Прощания. В противном случае мне будет казаться, что я бросил Саймона и недостаточно долго искал.
Слудиг коротко кивнул.
– Хорошо сказано. А теперь давай собирать хворост. Скоро наступит ночь.
– Да, холодный ветер не намерен стихать, – нахмурившись, ответил Бинабик. – Не самая приятная мысль для тех, кто проведет сегодняшнюю ночь под открытым небом.
Брат Хенфиск, неприятный королевский виночерпий, жестом указал на дверь. Усмешка навсегда замерла на губах монаха, словно он слушал невероятно смешную историю и с трудом сдерживался. Граф Утаниата вошел, и Хенфиск молча и быстро спустился по ступенькам, оставив графа одного на колокольне.
Гутвульф постоял немного, восстанавливая дыхание. Ему пришлось долго подниматься по ступенькам башни, к тому же в последнее время граф плохо спал.
– Вы звали меня, ваше величество? – наконец спросил он.
Король стоял, склонившись над подоконником одного из высоких сводчатых окон, и его тяжелый плащ поблескивал в свете факелов, точно зеленая спина мухи. На боку у короля висел серый меч в ножнах; и, увидев его, граф не смог скрыть дрожи.
– Буря уже почти здесь, – не поворачиваясь, сказал Элиас. – Ты раньше поднимался на самый верх Башни Зеленого ангела?
Гутвульф заставил себя говорить небрежно.
– Я был в вестибюле. Возможно, однажды побывал в комнате капеллана на втором этаже. Но выше никогда, сир.
– Это странное место, – сказал король, продолжая смотреть в северо-западное окно. – Ты знал, Гутвульф, что Башня Зеленого ангела когда-то была центром величайшего королевства Светлого Арда? – Элиас отвернулся от окна.
Глаза у него блестели, но лицо оставалось напряженным и морщинистым, словно железная корона слишком сильно давила на лоб.
– Вы имели в виду королевство отца, ваше величество? – спросил Гутвульф, который испытывал недоумение и страх.
Его охватили плохие предчувствия, когда он получил столь позднее приглашение явиться к королю. Этот человек перестал быть его старым другом. Временами казалось, будто король почти не изменился, но Гутвульф больше не мог не обращать внимания на реальность: Элиас, которого он знал, умер. Тела на виселицах площади Сражений и головы на пиках над воротами Нирулаг напоминали о тех, кто, так или иначе, огорчил Элиаса. Гутвульф понимал, что ему следует помалкивать и делать то, что говорят, – во всяком случае, еще некоторое время.
– Нет, только не моего отца, идиот. Видит Бог, моя рука простирается над гораздо более реальным царством, чем во времена его правления. Королевство Ллута находилось совсем рядом с владениями моего отца, но теперь во всем Светлом Арде только один король: я. – На короткое время в глазах Элиаса появилось довольное выражение, и он сделал широкий жест рукой. – Нет, Гутвульф, в этом мире много такого, чего ты даже представить не можешь. Когда-то здесь находилась столица могучей империи – больше, чем громадный Риммерсгард Фингила, старше Наббана времен Императоров, сильнее в знаниях, чем утраченная Кандия. – Голос Элиаса зазвучал тише, и теперь его едва не перекрывал ветер. – Но с его помощью я сделаю этот замок центром еще более могучей империи.
– С чьей помощью, ваше величество? – Гутвульф не смог удержаться от вопроса и почувствовал прилив холодной ненависти. – Прайрата?
Некоторое время Элиас удивленно смотрел на Гутвульфа, а потом расхохотался.
– Прайрат! Гутвульф, ты безыскусен, как ребенок.
Граф Утаниата укусил себя изнутри за щеку, чтобы скрыть гневные – и, возможно, фатальные – слова, сжал и разжал покрытые шрамами руки.
– Да, мой король, – наконец сказал он.
Король снова отвернулся и стал смотреть в окно. Над головой у него спали языки огромных колоколов. Где-то далеко что-то нашептывал гром.