Желваки на скулах Моргуса заиграли, на лбу напряглись жилы. Глаза под густыми бровями забегали, остановились на мгновение на скрещенных над камином копьях, потом медленно и неохотно вернулись к неподвижной фигуре тагатлийки. Плечи его вдруг поникли, и он медленно, как-то сразу постарев, отвернулся. Юноша со страхом смотрел на отца.
Этот хитрый план был выработан Психологическим отделом Бюро экологии. Когда люди стали выходить из лесов и неуклонно вытеснять зги с пахотных земель, Бюро совершенно справедливо решило, что смена места обитания будет сопровождаться глубокими психологическими изменениями. Механизм табу и суеверий, достаточный для того, чтобы держать в границах определенного поведения примитивные охотничьи племена, не годился для нового образа жизни и частых контактов с тагатлийцами. Психологи, обнаружив спонтанное возникновение новой системы отношений, основанной на понятии частной собственности, воспользовались этими зачатками, поощряли их, формируя в нужном для себя направлении. Тагатлийцы создали законы, учредив на их основе собственность на землю, символизируемую весьма пышными грамотами, выдававшимися с учетом психометрических тестов, причем выдача и хранение этих документов полностью находились в руках психологов.
Фермер Моргус почувствовал, как колеблется под его ногами самая основа бытия.
— Одну минуточку, Координатор, — сказал он заикаясь, — я… я поищу грамоты.
— В этом нет необходимости, — резко ответила Зилли. Сцена была ей неприятна. — Но тебе придется отказаться от домашних пнидов.
Моргус бросил на нее быстрый взгляд и опустил глаза:
— Слушаюсь, Координатор.
— И еще одно, — Зилли деликатно отвернулась в сторону. — Аэрофотосъемка установила, что кое-кто из членов твоего клана засевает земли, отведенные под залежь. Это надо прекратить.
— Слушаюсь, Координатор, — пробормотал Моргус.
Он не поднял глаз, даже когда шорох колес за окном возвестил, что тагатлийка отбыла восвояси.
Стоявший рядом с Моргусом сын сказал почти шепотом:
— Они что же — принимают нас за зги?
— Какое это имеет значение! — Моргус с трудом поднял голову. — Позвони в колокол и созови братьев. Надо готовиться к забою скотины.
Юноша сделал шаг к двери, чтобы выполнить распоряжение отца, но остановился в нерешительности:
— Отец, мне бы хотелось посмотреть на те грамоты, о которых говорила тагатлийка.
— Зачем?
— Возможно, там написано совсем не то, что они говорят.
— Допустим, ты прав, но ведь сила все равно на их стороне. Да и никому из людей их не прочесть, написаны-то они по-тагатлийски!
Юноша закусил губу, но стоял на своем:
— Может, когда-нибудь я с этим справлюсь. Думаю, в основе их письменности лежат знаки, соответствующие отдельным звукам.
— Что ж, попытайся, — безразлично ответил отец.
Юноша ударил в колокол, висевший снаружи. И пока они ожидали прихода остальных членов семьи, он стоял на крыльце, глядя на восток. За его спиной, за домом, за поросшими лесом холмами, где бродили одетые в шкуры охотники, уже садилось солнце. Восточный край неба затягивала мгла. На темном фоне, позлащенные лучами заходящего солнца, в двадцати милях отсюда громоздились белые башни города тагатлийцев.
Зилли вышла из кабины автоматического лифта и медленно двинулась по тихому коридору. Ее старые суставы потрескивали, а дыхание прерывалось — последние пятьдесят лет ей постоянно не хватало воздуха.
Коридор, во всяком случае, остался без изменений. Практически он не менялся с тех пор, как восторженный юный Младший Биолог по имени Зилли была впервые в жизни приглашена на памятный верхний этаж этого здания, где помещалась священная особа Старшего Координатора, который и известил ее о включении в состав Второй (и последней) земной экспедиции.
Теперь на той самой двери в конце коридора слабо светилась изящная тагатлийская надпись:
СТАРШИЙ КООРДИНАТОР ЗИЛЛИ
Чуть ниже тот же текст повторялся неуклюжими, угловатыми буквами человеческого алфавита. Вторая надпись светилась ярче — она была сделана сравнительно недавно.
Дверь кабинета Зилли неслышно отворилась при ее приближении. В обширном, хорошо освещенном помещении двое мужчин быстро вскочили на ноги и отошли от заваленного бумагами стола, который стоял возле огромного круглого окна, выходившего на город.
Одним из мужчин был Атан Моргу — доверенный секретарь Зилли, чисто выбритый и наманикюренный человек средних лет, одетый в старомодный, но дорогой костюм из синтетической ткани и сохранявший на лице неизменное заученное выражение важности и сознания лежащей на нем ответственности. Другой был ей незнаком — рослый человек, прижимавший к груди набитый портфель из кожи пнида, словно боялся, что его вот-вот отнимут.
На подоконнике сидел ручной сурок Моргу, следивший за тагатлийкой блестящими бусинками глаз.
Зилли напрягла свою головогрудь и, не обращая внимания на ревматические боли, напружинила переднюю пару конечностей, стараясь казаться как можно выше ростом. Это стало уже рефлексом, от которого она не могла избавиться при своих контактах с людьми, подавлявшими ее своими размерами.