Скандал у озера

– Тогда поднимись к маме, я переживаю за нее. Никогда не знаешь… Нам может казаться, что с ней уже все хорошо, а через две минуты ей придет в голову мысль выброситься в окно.

Предупреждение Жасент подействовало. Сидони вмиг исчезла. Фердинанд открыл рот и испустил протяжный стон.

– Мой дедуля, ты приходишь в себя, – прошептала Жасент, целуя его в щеку. – Возьми этот сахар, я смочила его в алкоголе. Когда тебе станет лучше, мы с тобой вместе поедим.

Фердинанд последовал ее совету, одарив внучку нежным взглядом и неловко погладив Жасент по лбу.

– Моя прекрасная санитарка, я доставляю тебе неприятности, да? Я натягивал штаны там, наверху, и вдруг почувствовал, что меня шатает. Когда я смотрел, как Альберта с криками раздирает себе лицо, я подумал, что мое старое сердце не выдержит. А вчера вечером у меня не было сил проглотить стряпню Сидони; горло словно сдавило, к тому же ты убежала куда-то посреди ночи, когда свистел свирепый ветер, а дождь все лил не переставая… Бог наказывает нас, Жасент.

Фердинанд выпрямился и сел, встряхнул своей почти облысевшей головой, на которой оставался только венок из седоватых волосков. Затем поднялся с дивана, поправляя перекрутившуюся лямку подтяжки. Жасент прижалась к нему. Даже сейчас, когда он согнулся под тяжестью лет, Фердинанд был выше внучки на целых полголовы.

– Крепкий кофе, тосты с вареньем и хорошим куском масла из Дома Перрон[12] – и ты сможешь пойти навестить свой курятник, – мягко сказала она.

– Ты права, моя крошка. Жизнь должна продолжаться. Кстати, я хотел бы наведаться к соседям, рассказать им, как чувствует себя Альберта. Они ведь были на похоронах.

– Ты пойдешь после обеда, а для начала давай позавтракаем.

Старик пришел в себя, лицо его порозовело, и он с оживлением принялся рассказывать внучке о соседях. Жасент внимательно его слушала; ее утешило то, что ему было лучше.

– Франк Дрюжон с супругой Рене обосновались здесь в прошлом году. Франк – бывший военный. Рене – очаровательная женщина, очень скромная. Они французы, но во время войны Франк сдружился на фронте с одним из жителей Квебека. Позже, когда он сделался рантье, он переехал сюда, в Сен-Прим, обосновавшись на берегу озера. Они очень приятные люди. Иногда по вечерам мы все втроем играем в белот[13]

, а по утрам, когда я приношу им свежие яйца, Франк читает мне газеты. Он покупает Le Colon. Мои глаза уже не те, что раньше, мне следовало бы носить пенсне.

– Очки, дедушка. Это очень хорошо – дожить без них до твоего возраста.

Она усадила старика за кухонный стол, разожгла печь и поставила чайник. Внезапно Жасент вспомнила о сумке, которую бросила на полу в прихожей.

– Я сейчас вернусь.

Жасент вернулась почти мгновенно; лицо ее было таким бледным, что Фердинанд забеспокоился:

– Эге, да что с тобой, милая? Ты будешь завтракать в пальто?

– Конечно нет! Я забыла свою сумку, о нее кто-то мог бы споткнуться.

Она сбросила с себя плащ, сложила его на спинке стула. В нее закрался смутный, леденящий душу страх. «Никто не должен прочитать Эммин дневник, – твердила она себе. – Но папа может сию же минуту вернуться и потребовать у меня сумку сестры, как требовал вчера. Я не отважилась показать черновик письма ни Сидони, ни Лорику. Что они обо всем этом подумают?»

С невозмутимым выражением лица она отрезала кусок хлеба и намазала его тонким слоем масла из соображений экономии. В старинной чугунной печи пыхтел огонь. Жасент представила, как она бросает в пламя дневник Эммы, как забывает о его содержании и возвращается к привычному ритму жизни: одинокое существование, наполненное мудростью и трудолюбием.

– Эге, малышка, мы все сейчас печалимся! – сетовал дедушка. – И все же твоей маме, кажется, немного лучше. Прислушайся к шагам на лестнице.

Альберта и Сидони спустились на кухню: обе одного роста, обе одетые в черное.

– Тебе стало нехорошо, бедный мой папа! Сидони мне рассказала, – произнесла Альберта мрачным голосом. – Я прошу у тебя прощения за то, что привлекла к себе слишком много внимания. Но отныне я сумею держать себя в руках.

– Наверняка тебе помогло лекарство доктора Ланжелье, дочка, – осмелился предположить Фердинанд. – Ты голодна?

– Немного. Увы! Организм заявляет о своих желаниях.

С этими словами Альберта подвинула стул к столу, ближе к отцу. Сидони сделала так же.

– В память об Эмме мы должны держаться друг друга, – уверенно сказала она, на этот раз прямо взглянув в глаза старшей сестры.

Жасент поспешно поднялась, чтобы приготовить чай и кофе. В полной растерянности она размышляла о том, как лучше себя повести.

«Я не должна держать зла ни на маму, ни на Сидони, ни даже на папу. В сложившихся обстоятельствах мое место – здесь, рядом с ними. К тому же я должна присмотреть за дедушкой. Но я нужна и в больнице. Если я уеду сегодня вечером, завтра я смогу уже быть в Сен-Жероме. Нет, дорогу туда затопило. У Пьера в Сен-Методе был баркас… А что, если меня подвезет он?»