Скандальный

Я сжал ее длинные волосы в кулак и с силой потянул, вынуждая встать на четвереньки и прогнуть спину. На ее белой округлой заднице были отчетливо видны полоски от загара. Я отвесил шлепок. Сперва осторожно, чтобы прочувствовать, но когда она застонала и крепко сжала мышцы, отчего стало почти невозможно двигаться в ней, я ударил сильнее.

Но я не испытывал этого чувства. Потребности причинить ей боль.

– Сильнее, – простонала она.

Я ударил сильнее, и в воздухе раздался громкий шлепок. На ее правой ягодице проступила красная отметина. Мне это нравилось. И мне претило, что нравилось. Что со мной не так, черт возьми?

– Сильнее, – взвизгнула она.

Я подчинился, испытывая отвращение оттого, что мой член набух и был готов взорваться от болезненных звуков, которые она издавала. Она приводила меня в замешательство. Я никогда не чувствовал вины из-за своих желаний. А теперь чувствовал.

– Сильнее.

– Нет.

– Трент.

– Нет.

– Мне это нужно.

– С тебя на сегодня хватит, Эди. Я весь в твоих соках. Могу вылизать тебя, если хочешь кончить еще раз.

Я торговался с ней во время секса? Такое случилось в первый раз. И в последний. Эта цыпочка не будет командовать, как бы сильно мне ни хотелось, чтобы ее тугая розовая киска доводила мой член до оргазмов.

– Если ты не станешь, это сделает Бэйн.

Я услышал улыбку в ее голосе, хотя не мог видеть ее лица. К черту. Сама напросилась.

Хлясь!

Мы одновременно кончили с неистовой силой. Она сильнее сжала мой член, и, сделав несколько хаотичных, судорожных толчков, я дошел до разрядки. Клянусь, я кончил так сильно, что мог бы до краев заполнить презерватив. Черт, было хорошо.

Я сразу же вышел, слез с нее и побрел в ванную, чтобы выбросить резинку. Не стал оборачиваться, пока смывал с члена сперму и смотрел, как он устало сжимается над раковиной. Я встал к ней спиной, понимая, что стоит ей увидеть выражение моего лица, как она блеснет победоносной улыбкой.

Я взял на заметку никогда не доставать флешку из сейфа. Эди стала всерьез походить на зависимость. Еще пара таких перепихов, и сомневаюсь, что я со своей долбанутостью добровольно отдам ее кому-то другому.

Глава 19

Эди

Мне было шесть лет, когда я впервые поняла, что с моим отцом явно что-то не так. Задолго до истории с Тео. Выдался редкий осенний вечер, когда Джордан вернулся домой к ужину, который мама «готовила» на кухне. Так она называла распитие бутылки вина за созерцанием кружащейся в микроволновке тарелки, которая разогревала наш обед.

Все вокруг казалось мрачным, неправильным и опасным. Мне было страшно нарушать заведенный распорядок, но мысль о том, чтобы жить с человеком, которого я едва знала и которого боялась попросить уложить меня в кровать, была еще страшнее. Потому я послушно села рядом с ним на диван, пока он отрешенно смотрел передачу о финансах по CNN и проверял почту. На экране появилась реклама, презентующая некоммерческую организацию для помощи брошенным и подвергшимся жестокому обращению животным. В ролике показывали грустные мордочки щенков и изуродованных котят, смотрящих в камеру и молящих о помощи. Одна из собак лежала в луже грязи. Кожа да кости, покрытая блохами. У нее не было обоих глаз, и, по всей видимости, зубов тоже не осталось. Я в ужасе вскрикнула, сжимая дорогую ткань обивки маленькими пальчиками.

– Прекрати, Эди. Это замша. Очень нежная ткань. – Он ударил меня по запястью, но не сильно. Он никогда не бил с силой. Я тотчас отпустила ее и, сгорбившись, повернулась к нему.

– Мы можем сделать пожертвование?

– Я делаю достаточно пожертвований на работе.

– Правда? Приютам? – Я пришла в оживление, отчаянно цепляясь за его положительное качество.

Формирование положительного образа знакомых нам людей – психологический механизм, который, как я позже узнала, может выйти боком. Потому что мне очень хотелось верить в то, что мой отец – хороший человек и с мамой все в порядке. В моем воображении он был заботливым и щедрым, а не расчетливым и безразличным. Отец бросил на меня беглый взгляд, разделив все свое внимание между экраном телевизора и толстой кипой писем.

– Нет, я жертвую деньги тем в нашем сообществе, кто нуждается в моей помощи.

– Реклама вызывает у меня странные эмоции, пап. Странные… печальные, – призналась я, отвернувшись от экрана, на котором ведущий рассказывал об ужасных событиях, которые пережили эти животные.

В те времена я все еще называла его папой.

– Такова жизнь, Эди.

– Я не могу смотреть, – я замотала головой и подтянула колени к груди, пытаясь держать себя в руках. – Слишком грустно.

– Жизнь вообще грустная штука, так что лучше привыкай.

Тогда мне было очень мало известно о мире, и, наверное, по этой причине я не расставалась со своим оптимизмом. Но я точно знала, что мне тогда стало неуютно рядом с ним. Потому что впервые на моей памяти на его тонких, жестких губах появилась ухмылка, и он продолжил перебирать письма.

Я подумала тогда: «Почему здесь, почему в этот момент, почему он так счастлив?»