Все обернулись к Кроносу, со стороны которого и прозвучал этот возглас.
— Зачем тебе Ольгерд? — в недоумении спросил Гермес. — Мы ведь должны разобраться с о’Димом. А этот человек — лишь жертва своей глупости, самоуверенности и непомерного тщеславия. Что тебе до него?
— У него есть то, что занадобилось мне, — заявил Кронос. — Роза, которую он подарил своей жене на прощанье. Это действительно очень ценная вещь. В ней много… вкусного.
Сказав это, Кронос совершенно неожиданно облизнул губы. А в его равнодушном взгляде наконец-то промелькнула искорка интереса.
— Эта вещичка практически держит на себе весь нарисованный мир Ирис, — подал голос Гюнтер. — Я знал о ее весомости и думал, что она может вас заинтересовать. Я предвидел, что третьим желанием Ольгерда будет именно это — вернуть себе сей артефакт, истинной ценности которой он сам не представляет. Я собирался отдать ее вам в оплату долга Ольгерда.
— Нет. Только он, — Кронос указал на Ольгерда. — Из его рук это ценный дар. А в твоих он ничего не стоит. Ты не чувствуешь так, как он. Ты можешь знать, но не умеешь понять. Ты просто функция. Никчемная. Бесполезная. Гермес, закончи с ним и убери его отсюда. Он мешает.
— Гю, ты бы помолчал, а? — предложил Гермес. — Что-то ты в крутую сущность так заигрался, что, видимо, все еще видишь себя в кабаке среди людей, которым ты ловко в борщ плевал да в кружки с пивом дохлых мух подбрасывал, пока они не видели. А вообще, ты еще говори спасибо, что старик не знает, на какие дешевые фокусы ты его подарки тратил. Хотя… это шуточки в аккурат по твоему чину.
— А что с моим чином? — насторожился Гюнтер.
— Я тебя поздравляю, с этой минуты ты — мелкий бес, старший помощник младшего вилочника в горячем цеху. Будешь своим непосредственным начальникам вилы подносить. Более ответственные занятия тебе доверять пока нельзя.
— Что? — ахнул Гюнтер.
— Нет, я не понимаю, что с лицом? — искренне удивился Гермес. — Гюнтер, вообще-то ты — неблагодарная свинья. Тебе вместо развоплощения дали возможность начать все с чистого листа. Перед тобой все пути, можно сказать, открыты — расти над собой, делай карьеру, выходи из низов. Что не нравится-то? У тебя, кстати, и стимул есть. С Эвром-то я как-нибудь сговорюсь. И старика моего попробую уломать. Мне теперь будешь должен.
— Что и сколько? — с тревогой поинтересовался Гюнтер.
— Да я ничего запредельного не попрошу. Всего лишь ма-алую толику сокровищ душ тех, кого вы в своем цеху парить будете. Так глядишь, по крупинке, по пылинке — и насобираешь мне цену, эквивалентную времени, которое ты старику задолжал.
— Ты издеваешься? — голос Гюнтера едва не сорвался на визг, но он вовремя спохватился, что их разговор вновь привлечет внимание Кроноса. — Издеваешься? — зашипел он. — Да этим бросом, что в горячем цеху коптится, даже пуговичники брезгуют. Это ж самое распоследнее отребье, они и люди-то так, по виду только. Сколько их перетопить придется, чтобы хоть на тысячную долю более-менее приличного астрала насобирать. Мне вечности не хватит, чтобы с тобой расплатиться. Ты нереальные цели ставишь. А еще бог-торгаш.
— Э-э, вечность, Гюнтер, это то, что благодаря мне у тебя теперь снова есть. Или ты уже забыл, что мог ее лишиться. А я с тебя — заметь — даже плату за это не взимаю. Иногда я бываю таким непрактичным, — вздохнул Гермес. — Все доброта моя. И сочувствие к тем, кто его совсем не стоит.
— На словах-то да с виду вы добренькие, — фыркнул о’Дим. — А коснись, так ни стыда у вас нет, ни совести. Ни жалости. Попадись вам в лапы — обдерете до костей, еще и из них все повысосете.
— Мы строгие — это да, — согласился Гермес. — Но справедливые.
— Уж конечно. Куда нам, злобникам, до вас. Вон ты как все вывернул: уже никто никому ничего не должен, только я, получается, должен вам всем. А между тем, с Леной у меня была честная сделка. Я девчонку практически буквально на своем горбу в рай завез.
— Ой, Гюнт, опять врешь. Опять ловчишь. Ну мне-то можешь про свои честность с альтруизмом не заливать. Ты ж сам знаешь, что как раз с Ленуськой-то ты более всего и опрофанился.
— Ты сейчас о чем? — Гюнтер старательно и очень натурально сделал честные глаза оскорбленной невинности.
— А то ты не знаешь, — Гермес многозначительно поднял бровь. — Впрочем, даже если ты сейчас будешь клясться на крови, что понятия не имеешь, о чем я веду речь, я тебе не поверю.
— Так я действительно не имею.
— Объясняю на пальцах. Ну-ка скажи мне, сколько по твоей наводке девушек сюда попало?
— Две, — со сладкой улыбкой торжества заявил Гюнтер.
— А вот и нет. Одна. Мария Сухова. Вторая — та, которая Алена Макарова, попала сюда, что называется, самовывозом. Поэтому проходит по другой ведомости. А если кто-то из этого мира возжелает отбыть да хоть бы и в диспетчерскую «Малые ебиня», так он пойдет уже вовсе по третьей.
— Вот развели бюрократию, — в сердцах прошипел Гюнтер.