Сказ о том, как тяжела попаданская доля (СИ)

— Тебе бы тоже не мешало, — Геральт поморщился, глядя на потрепанного и помятого шпиона в неопрятной и заношенной до дыр одежде.

— С каких это пор ты заделался таким неженкой?

— Да плевать на меня, но с нами все-таки девушка.

— За каким членом я должен угождать твоей девушке? — Талер намеренно сделал акцент на слове «твоей».

— Ни за каким, — ответила за ведьмака Лена. — Но только потом не нужно ныть, что некая Шани любит почему-то Геральта, а не тебя.

— Видал, паразитка какая, — ухмыльнулся Талер. — Все секреты из нас вчера выудила.

— Вы их сами выболтали, — усмехнулся в ответ Геральт. — Короче, Талер, собирайся, мы отправляемся в Оксенфурт.

— Чем тебе «Семь котов» не угодили?

— Своими ценами, — заявил подошедший к их компании Йорвет. — Не знаю, как у тебя, Талер, но лично мои командировочные, которые выдала мне Саския, заканчиваются. А, между тем, Роше я еще и в глаза не видел, не говоря о чем-то большем.

Лена же, расширившимися от любопытства глазами смотрела на легендарного эльфа — мечту всех попаданок и грозу местных dhoine. Вообще-то его изуродованную шрамом часть лица с пустой глазницей она уже видела, но почему-то не думала, что эльф бреет голову наголо (что при наличии постоянно носимой тугой косынки было практично и удобно). На его шее начиналась татуировка на тему растительных мотивов, спускающаяся вниз и занимающая всю левую сторону груди. Шрамов у Йорвета тоже было в достатке, хотя и не в таком количестве, как у Геральта. Особенно выделялся один, очень неприятный, заживший келоидным рубцом, круглый, рваный шрам на левой стороне груди. Лена догадалась, что это след от того самого копья, за острием которого во второй части гонялся Геральт, и которое было необходимо для того, чтобы снять проклятие Архимагистры. Костяк у эльфа был, разумеется, более хрупкий, чем у ведьмака, сложение — поизящнее, а кожа — идеально гладкая, если не считать боевых отметин. Пожалуй, Йорвет действительно мог бы считаться красавчиком, если бы не многочисленные шрамы и не изувеченное лицо. Но почему-то Лена, которая не страдала по Йорвету в игре, не особо впечатлилась и наяву. Возможно, в ее вкусе были мужчины покрепче, как раз типа Геральта.

— Геральт дело советует, — говорил тем временем Талер. А Лена, отвлекшись на созерцание эльфа, утеряла нить беседы. — Надо обосноваться в нейтральном месте и подождать. Тебе самому соваться в логово Роше — смерть верная. Сидеть тут и ждать, пока Роше соизволит явиться на встречу — привлекать к себе лишнее и нежелательное внимание. У Сиги-то тоже, кстати, соглядатаев хватает. И ему может не понравиться то, что я сижу тут на пару с третьим по значимости лицом Вергена. Уж заинтересует его этот альянс точно. Поэтому отсюда нужно валить. Мы и так уже тут достаточно задержались.

— Так за чем дело стало? — поинтересовался Геральт. — Мы с Леной в дорогу собрались. Сколько времени нужно вам?

— Мне — нисколько, — пожал плечами Йорвет, ныряя в недра фургона Талера.

— Лошадей в повозку надо наверное запрячь, а то сама-то она не поедет, — сказал Талер, поднимаясь с земли.

Лена сидела на крыше фургона рядом с Геральтом, смотрела по сторонам, ела свежую, купленную ведьмаком в таверне на ход ноги булку, почему-то вспоминала песню «Rocky Road To Dublin» и чувствовала себя абсолютно счастливой. Иногда в жизни бывают такие краткие моменты, когда кажется, что вокруг царит покой и гармония. Такими они и остаются в памяти — безмятежными и ясными минутами спокойной, тихой радости. Лена смотрела, как тают в синей дымке дальних далей высокие стены Новиграда и башня на Храмовом острове, своей остроконечной верхушкой, стремящаяся к небу. Над ее головой в синей вышине с резкими криками стремительно носились стрижи и ласточки, своими узкими черными крыльями как будто разрезая голубой бархат летнего безоблачного неба. По обочинам дороги, тянулись обширные поля с пшеницей, подсолнухами и еще какими-то злаками, названия которых Лена не знала, так как в сельскохозяйственных культурах была не сильна. Деревеньки с бревенчатыми добротными домами с крытыми щепой крышами и веселыми резными наличниками окон встречали и провожали путешественников гоготом гусей, кудахтаньем кур, криками петухов и гомоном детворы, которая с любопытством глазела на расписной фургон Талера. Пасеки, виноградники, мирно работающие в полях люди, пчелы, гудящие над цветами в палисадниках, запах скошенной травы — все это наполняло душу Лены покоем и умиротворением.

«А хорошо бы так без конца ехать и ехать, и не приезжать никогда в этот Оксенфурт к новым проблемам и заботам», — думалось ей.

Дорога — оправданное бездействие, передышка между «уже» и «еще», тем, что сделано и тем, что только предстоит. Иногда, думая о грядущем, действительно хочется, чтобы дорога была бесконечной.