Сказания Древней Японии

Заметив это, Хидэсато решил про себя:

«Так вот ты каков! Нетерпелив и невыдержан. Ничего из тебя не выйдет. Надо удивляться только, что ты подымаешь восстание».

Он оставил Масакадо и, став после этого в ряды императорских войск, сразил мятежника Масакадо стрелой из своего лука.

Стоног с Микамиямы был убит только третьей стрелой, Масакадо погиб от первой же. Он оказался слабее даже стоножки.

Кати-Катияма

Давным-давно жили-были в некотором месте старик да старуха. Неподалеку от них жил старый зловредный Тануки[68]. Каждую ночь выползал он из своей норы и безжалостно опустошал стариково поле, портя ему тыквы и дыни, которые он выращивал в поте лица. Как ни добродушен был старик, а и он не мог стерпеть этого.

– Погоди же! – погрозил он и, наладив ловушку, изловил в конце концов старого Тануки. – Здорово! Попался-таки. Наконец-то я избавился от напасти, – в радости говорил старик, шагая торопливо домой.

Там он скрутил Тануки все четыре лапы и, подвесив его к балке в амбаре, пошел опять на свое поле, наказав старухе:

– Смотри, старуха! Не выпусти как-нибудь его. Удалось-таки изловить мне эту зловредную тварь. Вот уж вечерком похлебаю я супа из него да, кстати, и чарочку пропущу.

Вися связанным в амбаре, Тануки изо всех сил стал напрягать свой злой, изворотливый умишко, как бы это ему все-таки убежать. Вдруг он что-то надумал и с самым приветливым, участливым видом обратился к старухе, которая неподалеку от него обмолачивала в большой ступке просо:

– Ой, бабушка, бабушка! Ты в таком преклонном возрасте и молотишь просо таким тяжелым пестом. Нелегко, должно быть, тебе. Дай-ка мне пест, я помолочу за тебя.

Старуха отрицательно покачала своей седой головой:

– Да что ты, милый! Как это можно пойти на такое дело, когда старика нет дома. А поди, выйдет так, что не оберешься беды. Заругает меня старик совсем. Спасибо тебе на ласке, но извини уж.

Старуха не поддалась на его речи, но смел и изворотлив был Тануки. Еще ласковее, еще вкрадчивее стал он говорить старухе:

– Это верно, конечно. Ты должна быть осторожна. Но ведь ты видишь, как я скручен, да, кроме того, я уже примирился со своей участью, не убегу. Ты говоришь, старик будет ругать тебя, если ты развяжешь веревки? Ну так вот что. Когда старик будет возвращаться домой, ты свяжи опять хорошенько меня, и я буду висеть себе по-прежнему, как ни в чем не бывало. А, как думаешь? Я не убегу, ни за что не убегу. Вот попробуй, сама увидишь, – умасливал на все лады Тануки старуху.

Старуха была доброй души. Она решила, что не станет же обманывать ее Тануки, если так уверяет, не зря же говорит он все это. Она развязала его.

– Ну помолоти малость, – сказала она, передавая Тануки пест.

Получив пест, Тануки, вместо того чтобы молотить, ударил старуху и убил ее насмерть. Затем он приготовил вместо супа из себя суп из старухи, а сам оборотился старухой и спокойненько стал поджидать прихода старика.

Старик, которому и в догадку не приходило, что творится дома, с наступлением вечера пошел с поля домой, радуясь и улыбаясь про себя, что не только избавился от давнишней напасти, но еще и полакомится дома вкусным супом, которого давно уже не едал. Завидев его, старуха обратилась к нему с таким видом, как будто совсем уже потеряла всякое терпение ждать его:

– Что это ты запоздал так, старик? Я давно уже поджидаю тебя к ужину. Хочу угостить тебя супом из Тануки. Он уже готов давным-давно.

– Спасибо за ласку. Сейчас начнем ужинать, – отвечал предовольнейший старик.

Задержавшись лишь немного, чтобы снять свои сандалии, он тотчас же уселся за столик и, не подозревая совсем, что он ест, начал с аппетитом уплетать чашку за чашкой суп из своей старухи, похваливая его и прищелкивая от удовольствия языком.

Но вот прислуживавшая ему все время за столом старуха[69] приняла свой настоящий вид, оборотившись вдруг в Тануки.

– Ах ты, старикашка, съевший свою старуху. Погляди-ка на кости в кухонном водостоке! – сказал он и, высунув старику свой язык, показав ему хвост, моментально исчез как в тумане.

Старик от неожиданности только вскинул глаза к небу и застыл неподвижно, остолбенев от изумления и ужаса. Наконец он понемногу начал приходить в себя:

– Что я наделал, что я наделал! Я же еще и языком прищелкивал да похваливал, какой вкусный суп. А это суп из моей же старухи. И все это ты, негодяй Тануки. Берегись, подлая тварь! Жестоко отомщу я тебе.

От горя и скорби старик готов был помешаться и, пав ниц, рыдал как маленький ребенок.

Вдруг над головой его раздался чей-то голос.

– О чем это плачешь ты, дедушка? – спрашивал кто-то.

Старик поднял голову; перед ним был тоже живущий неподалеку пожилой уже, жизнью умудренный Белый Заяц. Совсем не похож на Тануки был этот Заяц. Нравом он был добр, кроток и приветлив.

Старик давно уже был знаком с ним и не стал скрывать своего горя:

– А! Белый Заяц? Спасибо, что зашел, большое у меня горе. Старый Тануки убил сегодня мою старуху. – Он подробно рассказал все как было.