Скажи мяу, ведьма, или Дорога проклятых кошек

– Но всё остальное-то можно, – заулыбался Андреас, и эта улыбка бесстыдно светилась надеждой.

– И как ты, интересно, предотвратишь зачатие?

– В плену у Филиппа я узнал некоторые способы…

Лара с силой топнула ногой.

– Ты почему такой нетерпеливый? Почему не можешь дождаться, когда я сама захочу? Таким путём ты ничего не добьёшься. Я говорила, что мне требуется время…

– Жизнь скоротечна! Ты ради меня к пиратам пошла, а теперь рассказываешь о времени?

– Да что мне все припоминают этих несчастных пиратов? – проворчала она и вдруг осознала: «Чёрт, мы забыли о пиратах около замка! Они теперь достанутся Филиппу…»

– Лара, время – единица временная, – вещал Андреас. – Так не будем же тратить его понапрасну. Кто знает, сколько дней, месяцев или лет нам отведено? Жизнь коротка и непредсказуема…

– Одевайся и ступай на конюшню, философ! – перебила Лара.

Философ с мнимой покорностью взял свои вещи и выбросил их в окно. Только ботфорты оставил. Лара ахнула.

– Ты хочешь, чтобы я пошла ловить твою одежду?

– Нет. Ты просто отдашь мне свою. – Андреас указал на неё пальцем. – Ту, которая на тебе.

Лару переполняло возмущение.

– Неужели ты не понимаешь, что таким поведением ты отталкиваешь меня от себя?

– А разве не наоборот? Я тебя соблазняю.

– Ты давишь на меня…

– Я не давлю.

– Ты давишь!

Она повернулась к двери.

– Я приду с сестрой после завтрака, и чтобы духу твоего здесь не было!

– Лара, постой! – окликнул Андреас. – Будь честна. Ответь, мне вообще есть на что надеяться?

– В каком смысле?

– В том смысле, будет ли у нас когда-нибудь… хоть что-нибудь?

Лара оглядела его с головы до ног. Невольно задержала взгляд. Поджала губы, покраснела.

– Ну, если ты ставишь вопрос ребром, то…

– Ставлю.

– …НИКОГДА!

Выходя, она хлопнула дверью так сильно, что в комнате что-то упало.

Эпилог

Лотта сидела, облокотившись на прилавок, и скучающе наматывала на палец чёрную прядь.

Когда дверь мебельной лавки отворилась, она заставила себя выпрямиться. И очень вовремя – в их лавку редко заходили её ровесники, тем более такие. Юноше едва минуло двадцать, длинные белокурые волосы без жёлтого отлива лежали по плечам, отчего точёное лицо казалось сияющим. Ангельской красоты не скрадывал ни поношенный серый плащ, ни шляпа с высокой тульей. Лотта не скоро поняла, что, любуясь посетителем, забыла его поприветствовать.

– Добро пожаловать, господин, – выдавила она наконец.

Молодой человек улыбнулся только половиной рта. Он не спеша прошёл к прилавку мимо столов и конторок и не глядя ткнул пальцем в направлении кедрового стула, что стоял к нему ближе прочей мебели.

– Какой чудесный стул.

– Его делала моя мать, – не удержалась Лотта.

– Мать? – повторил юноша. – Ваша мать мастерит мебель?

Она закивала, чувствуя к незнакомцу необъяснимое расположение.

– Эта лавка досталась ей от дедушки. Мать и её подмастерья занимаются товаром, а мой отец ведёт дела. Возможно, вы о нём слыхали – он довольно известный писатель.

– В самом деле?

– Вы читали «Беседы с дьяволом о мироздании»? Их написал мой отец. Книга пользовалась немалым успехом. Особенно после того, как её запретила церковь…

Тонкие губы посетителя дрогнули в усмешке, и Лотта сообразила, что наговорила лишнего.

– Да, читал. Весьма занятное сочинение. – Он прищурился. – А вы, стало быть, продаёте мебель?

– Да, господин.

Молодой человек подошёл к прилавку и заглянул ей в глаза, будто искал в них ответа. Из-за этой внезапности Лотта даже не подумала их отвести. Или, вероятно, не смогла.

– Какие у вас глубокие синие глаза, – бархатным тоном молвил юноша.

– Б-благодарю, – зарделась Лотта.

А незнакомец отчего-то помрачнел.

– Я помню эту лавку, когда она ещё принадлежала вашему покойному деду. Не подскажете, как его звали?

– Венд.

– А фамилию не напомните?

Лотта старательно нахмурила брови.

– О, у дедушки была ужасно трудная фамилия. Мама никогда ею не пользовалась, потому я всё время её забываю. Франц…

Глаза молодого человека потемнели, губы сомкнулись в кривую линию.

– Франц-Ганцен-Мюллер он был, – печально изрёк красавец.

– Верно! Даже вы запомнили. А у меня такая память – в одно ухо влетело, из другого вылетело. Хорошо, если хоть что-то из залетевшего случайно задержится…

– Вся в маменьку, – ещё печальнее добавил юноша.

– Ага, – подтвердила Лотта и вдруг опомнилась: – Но вы откуда знаете?

Незнакомец окинул её полным разочарования взглядом и с нарастающим возмущением заговорил:

– У отца исключительная память, у матери исключительная сила духа! Как же вышло, что ты, пустая бездарность, ни черта от них не взяла?

Лотта в изумлении округлила глаза.

– Да как… – пролепетала она, а потом во всю мощь своих лёгких рявкнула: – ДА КАК ТЫ ПОСМЕЛ МЕНЯ ОСКОРБЛЯТЬ?!

– Зато голос громовой. – Прекрасный юноша развернулся на каблуках, чтобы двинуться к выходу. – Прощай, Шарлотта. Не судьба нам с тобой подружиться.

– ПОШЁЛ ВОН ОТСЮДА! – И Лотта поторопила нахала, довольно точно запустив ему в затылок левый башмак.

Дверь захлопнулась с многозначительным треском.