Сказители

– Нападение на нечестивца – не грех! – кричит один из толпы. – Даже если мы убьем его.

– А откуда вам известно, что он нечестивец? Что может оправдать ваши действия?

– По радио передали публичное объявление от имени правительства, в котором его обличили как плохого человека. Его надо арестовать и предать органам правосудия.

Умудрившись наконец встать на ноги, я злобно бросаю:

– Но закон, на который вы ссылаетесь, не дает вам права нападать на меня. Вы действуете так, будто он ваш, будто система правосудия дала вам право взять закон в свои руки и напасть на меня!

– Видите, он опять ведет себя как хитрожопый умник, – усмехается один из нападавших. – Его надо еще хорошенько взгреть, покуда его злонамеренные мозги не вытекут из его черепа.

Я замечаю, что толпа приближается к нам. И ощущаю нарастающую во мне волну злости. Один из этих горячих голов, вроде бы их вожак, похоже, обладает полной властью над толпой. Он подходит к настоятелю, как будто потолковать.

– Как я могу сдержать этих людей, если их объединяют одинаковые настроения, отец? Нас объединяет ярость. Попробуйте увидеть вещи с нашей точки зрения. Нас приносили в жертву, обманывали, сбивали с толку, уводили с пути истинного: а все потому, что этот человек не подчиняется закону.

– Но это же не повод для линчевания! – говорит настоятель. – Печально наблюдать, как в нашем обществе люди толпятся вокруг подозреваемого, когда им внушают воспроизвести преступление, которое он якобы совершил. А в это время полиция стоит рядом и прохлаждается, видя, как вы коверкаете закон своими собственными руками. И когда мщение заявляет о себе в полный голос – когда эти ваши руки не могут ничего поделать, кроме как избить обвиняемого до смерти, то кажется, что и полиция, и закон обладают способностью плотно закрыть на все глаза. Полиция, вероятно, скажет то же, что и вы сейчас: мол, невозможно удержать людей от проявления объединяющих их настроений. А те, кто не принимает в этом участия, скорее всего, тоже проигнорируют происходящее. Но если преступление было совершено против их родителей, их братьев и сестер, их близкой родни, они, вероятно, поступят так же, как вы. Вы взяли закон в свои руки, чтобы удовлетворить свои варварские желания, когда это никоим образом не касается вас лично. Мне интересно, что делается в ваших сердцах и умах, если вы жаждете причинять насилие безо всяких угрызений совести или стыда.

– Заткни-ись! – взрывается вожак толпы. – Я думаю, тебе лучше вернуться в свой храм и там читать проповеди. А это дело светского мира. В чем ты, наверное, мало что смыслишь! Здесь у нас все может быть очень сложно. И не пойми меня неправильно, отец. Я знаю, у тебя добрые намерения. Но если ты будешь нас и дальше критиковать, мы не поможем, если с тобой случится беда. Так что вот мой совет тебе, отец, возвращайся-ка ты к себе в храм, покуда у тебя есть шанс уйти подобру-поздорову и если ты не хочешь быть обвиненным в измене. Не стоит тебе связываться с этим предателем, уж ты мне поверь. Возвращайся к себе в храм.

Вот как оно все поворачивается. Стоило мне услыхать вопль вожака: «Заткни-ись!» – я сразу же даю деру. Остальная толпа на мгновение замирает, не зная, как поступить: то ли стоять и слушать своего вожака, то ли броситься за мной в погоню.

Толпа все еще стоит в нерешительности. Я бегу от них, но вскоре понимаю, что сейчас окажусь в очередном тупике. Передо мной крутой берег реки, поднимающийся на шесть или семь ва

над водой. Недолго думая, я прыгаю в реку и плыву на другой берег. Я прячусь за деревом, не спуская глаз с толпы. Я вижу, что они добежали до крутого берега, и никто из них не отваживается прыгнуть в воду. И вдруг звучит голос, усиленный мегафоном:

– Сдавайтесь, господин Сиам. Вам не удастся сбежать. Вас ждут на другом берегу реки.

Я выныриваю и обнаруживаю, что голос принадлежит заместителю главы администрации нашего АО.

– Я знаю, что вы меня слышите, господин Сиам. Выйдите из воды и поговорите с нами. Народ просит вас. По крайней мере, вы обязаны объяснить людям, почему вы приняли такое решение.

Какое еще, пропали оно пропадом, решение? Вы же сами хотели, чтобы я стал главой исполнительной власти АО, но когда я отказался ак-ти-ви-ро-вать

свою членскую карту, вы объявили меня преступником и теперь охотитесь за мной, как будто это я виноват во всех обидах, которые вы копили всю жизнь, и во всех обидах ваших прошлых жизней.

– Вам была дана такая власть, а вы отнеслись к ней как к шутке. Разве не жестоко с вашей стороны, что вы вот так запросто разбили нам сердце? – причитает женщина средних лет.

– Объяснитесь! Мы живем по давно установленным правилам и предписаниям. Кто вы такой, чтобы им не подчиняться? – вступает мужчина в очках. – Разве не так, братья и сестры?

Толпа исторгает вой согласия.

– Погодите, погодите, братья и сестры. Пока не стоит ему угрожать. Он все еще имеет право объясниться. Он ведь только подозреваемый, в конце концов, – продолжает заместитель главы администрации, пытаясь утихомирить толпу.