Сказители

– Мы уже прождали здесь почти неделю и за все время никого там не видели, – отвечает тот, что постарше.

– Я думаю, тот, кто там живет, не может просто так выйти и выслушать нашу апелляцию, особенно, если учесть наш статус. Скорее, куда более подобающим было бы попросить кого-то другого представить им нашу апелляцию для рассмотрения, – размышляет тот, что помоложе.

– Если только там кто-то есть. Возможно, и обвинитель, и лицо, уполномоченное дать помилование, сейчас не во дворце. Возможно, они оба входят туда вместе не чаще, чем раз в год.

– Тут мы в полном неведении. Мы можем только гадать, пока ждем, – говорит тот, что постарше.

– Пока ждем господина премьер-министра, – вздыхает тот, что помоложе.

– Почему бы вам не подождать здесь с нами, на тот случай, если господин премьер-министр появится завтра? – предлагает мне тот, что постарше.

Я киваю, хотя у меня нет никакого желания ждать премьер-министра или войти во дворец. Тем не менее, я тронут этими маленькими знаками дружбы, возникшей между нами троими, расцветшей в мерцающем свете фонаря в сложенном на скорую руку шалаше. Итак, я намереваюсь провести ночь с ними, чтобы мы узнали друг друга получше. Мы сможем поговорить о трудностях, встретившихся нам на жизненных путях, которые вот так сплелись воедино.

– Вы ели? – спрашивает тот, что постарше.

– Еще нет, – отвечаю я.

– Тогда поедим вместе.

Мы садимся в кружок, и тот, что помоложе, ставит на середину бамбуковую коробку и снимает крышку. Коробка полна клейкого риса. Аромат свежесваренного риса смешивается с землистым запахом бамбука, на мгновение унося мои мысли куда-то далеко-далеко. Тот, что постарше, снимает резинку с пластикового пакета, в котором лежит вяленная на солнце солонина, и раздает каждому из нас по небольшому обрезку. Клейкий рис, бамбук и солонина вместе издают ароматный и в то же время чуть прогорклый запах, точно отображая нашу троицу.

И тут по моим щекам струятся слезы. Я извиняюсь перед обоими, сославшись на усталость. Мол, мне трудно пережить то, через что я прошел. Тот, что помоложе, предлагает мне лечь отдохнуть после еды, и я благодарю их обоих за щедрость и доброту. Когда я уже собираюсь вздремнуть, я слышу, как они шепчутся чуть поодаль. Я представляю, что они, должно быть, тоже недавно познакомились и обменялись своими историями впервые с начала этой недели. И устроившись спать рядом друг с другом в этом наскоро возведенном шалаше, они, наверное, рассказывали друг другу о своей жизни, о своих семьях, своих соседях, своих надеждах и мечтах: вероятно, они беседовали до тех пор, пока у них не осталось тем для бесед. И тогда все, что им оставалось, так это рассказы о возможном: о воображаемом, о слухах, даже о невозможном. Возможно, когда бесконечно дожидаешься невероятного – и беседуешь об этом, – оно сбывается.

Итак, они хотят попасть в имение: стать частью системы, которая заботилась о них, прежде чем отвергла. Значит, они дожидаются, когда система снова примет их с распростертыми объятьями. Они прошли все испытания, уготовленные им, и теперь предвкушают вердикт. Их единственный выбор – принять или согласиться. Я же, с другой стороны, не имею желания ни войти в это имение, ни подать апелляцию, ни извиниться, с тех самых пор, как я стал свидетелем ужасающей истины: стоит тебе стать частью системы, из нее уже не вырваться. А если попытаешься, то откроешь совершенно новую главу в этом сказании – в которой события разворачиваются примерно так, как это случилось со мной в министерстве.

Жизнь полна узлов. Малейший шажок, сделанный в любом направлении, просто затягивает тебя в еще большее количество узлов. Эти двое сделали свой выбор: они решили ждать господина премьер-министра и войти во дворец. Мне, пережившему собственные приключения, несложно предсказать, что они снова попытаются спастись бегством, как только их впустят внутрь. Я все это уже видел, и это до сих пор пугает меня до озноба. Но никогда не знаешь заранее. Им, быть может, удастся подать апелляци, и если они будут бороться, не жалея сил, то, возможно, смогут получить помилование. Все может обернуться в их пользу. Ужасные вещи могут превратиться в хорошие. Их ошибки, может быть, исправятся. Или их тела могут исчезнуть в тенях за воротами. Им надо только дождаться господина премьер-министра, чтобы тот впустил их внутрь.

Что же до меня, то я молю о наступлении завтрашнего дня. Жизнь может быть беспорядочна и беспокойна, но надо двигаться вперед. Это неизбежно. Если меня ждут новые неприятности, пусть это будет нечто, что я выбрал себе сам, а не нечто вне моей власти, не некий бланк, который мне просто нужно заполнить.

Ну вот и все. Я уплываю прочь. Я отдохну и восстановлюсь, и когда очнусь, то продолжу свое путешествие.