Сказка

Она взяла меня за руку и потащила за угол. (Мне пришлось пригнуться, чтобы верёвка не впилась мне в горло). Там был вскопанный клочок земли, будто она хотела что-то посадить. Также стояла маленькая ветхая тележка, опирающаяся на пару длинных деревянных ручек. Внутри лежали два холщовых мешка, из которых торчало что-то зелёное. Обувщица опустилась на колени и жестом попросила меня сделать то же самое.

Мы смотрели друга на друга. Её палец, которым она водила по земле, двигался очень медленно и нерешительно. Она пару раз прервалась, думаю, вспоминая, что писать дальше, затем продолжила.

«на хорш жив»

Затем после долгой паузы:

«?»

Я подумал над этим и помотал головой. Женщина встала на четвереньки и снова издала свой вариант лая. Тогда я понял.

— Да, — сказал я. — У неё очень хорошая жизнь. Но теперь она старая, как я и сказал. И она… не совсем здорова.

И тут меня накрыло. Не только Радар и не только мистер Боудич, но вообще всё. Подарок, который оказался бременем, и я должен был его нести. Разлагающиеся тараканы и погром в доме № 1 по Сикамор, устроенный, вероятно, тем, кто убил мистера Хайнриха. Сам безумный факт, что я здесь, стою на коленях в земле с женщиной, почти лишённой лица, которая собирала обувь и развешивала её на бельевых верёвках. Но выше всего этого стояла Радс. Мысли о том, с каким трудом она поднималась на ноги по утрам или после обеденного сна. О том, как она порой не доедала свою еду и смотрела на меня так, будто говоря: «Я знаю, что должна поесть, но не хочу». Я начал реветь.

Обувщица обняла меня за плечи и прижала к себе. «О’шо», — сказала она. Затем с усилием повторила: «Хорошо».

Я обнял её в ответ. От неё исходил запах, слабый, но приятный. Это был запах маков. Я рыдал, громко завывая; она обнимала меня, похлопывая по спине. Когда я отстранился, она не плакала — возможно, не могла, — но полумесяц её рта теперь был повёрнут вниз. Я вытер лицо рукавом, и спросил, научил ли её писать мистер Боудич, или она умела.

Она поднесла свой серый большой палец к кончикам двух других, которые были как бы склеены вместе.

— Немного научил?

Она кивнула, затем снова написала в земле.

«друза»

— Он был и моим другом. Он скончался.

Она склонила голову набок, пряди её волос упали на плечо.

— Умер.

Она прикрыла рукой свои суженные глаза — самое чистое проявление горя, какое я когда-либо видел. Она ещё раз обняла меня. Затем отпустила, указала на ботинки, висящие на ближайшей верёвке и замотала головой.

— Да, — согласился я. — Ему они больше не понадобятся. Никогда.

Она указала на свой рот и принялась жевать, что выглядело довольно ужасно. Затем она указала на коттедж.

— Если вы спрашиваете хочу ли я есть, спасибо, но я не могу. Мне нужно возвращаться. Может быть, в другой раз. Скоро. Я приведу Радар, если смогу. Перед смертью мистер Боудич сказал, что есть способ снова сделать её молодой. Знаю, звучит безумно, но для него это сработало. Это большие солнечные часы. Там. — Я указал в сторону города.

Суженные глаза женщины слегка расширились, а рот раскрылся почти в виде буквы «О». Она положила ладони на серые щёки, выглядя, как та кричащая женщина с известной картины. Она снова склонилась над землёй и стёрла то, что было написано. В этот раз она писала быстрее, и, вероятно, часто использовала это слово, так как оно было написано правильно.

«опасно»

— Я знаю. Я буду осторожен.

Она приложила свои слипшиеся пальцы к полустёртому рту в знаке «тсс».

— Да. Там нужно вести себя тихо. Он сказал мне. Мэм, как вас зовут? Вы можете сказать мне своё имя?

Она тут же замотала головой, указывая на рот.

— Вам тяжело говорить отчётливо.

Она кивнула и написала на земле.

«Дири»

. Она взглянула на это, помотала головой и всё стёрла, написав заново. «ДОРА».

Я хотел спросить, было ли «Дири» её прозвищем. По крайней мере, попытался, но не смог выдавить из себя слово «прозвище». Нет, я его не забыл — просто не смог произнести. Я сдался и спросил:

— Дири вас по-дружески называл мистер Боудич, так Дора?

Она кивнула и поднялась на ноги, отряхивая руки. Я тоже поднялся.

— Было очень приятно познакомиться с вами, Дора. — Я не достаточно хорошо знал её, чтобы называть Дири, но понял, почему так делал мистер Боудич. У неё было доброе сердце.

Она кивнула, похлопала меня по груди, затем похлопала по своей. Думаю, показывая, что мы были симпатичны друг другу. Друза. Полумесяц её рта снова обратился вверх, и она подпрыгнула в своих красных туфлях, как могла бы прыгать Радар до того, как её суставы поразил артрит.

— Да, я приведу её, если смогу. Если сможет она. И отведу её к солнечным часам, если смогу. — Хотя и не представлял, как это сделать.

Она указала на меня, затем мягко похлопала ладонями в воздухе по чему-то невидимому. Я не совсем понял, но вроде как это означало «будь осторожен».

— Буду. Спасибо за вашу доброту, Дора.

Я повернулся в сторону тропинки, но она схватила меня за рубашку и потянула к задней двери её маленького жилища.

— Я и правда не могу…