— Я думаю, может быть, вы и правы, — сказал я, и на этот раз он не просто хихикнул, он откровенно рассмеялся. Я смеялся вместе с ним.
— Полагаю, это будет больно. — Он дотронулся до фиксатора, который образовывал ряд металлических колец вокруг ноги, такой черной от синяков, что на нее было больно даже смотреть. — Врач, который прикреплял его сегодня рано утром, сказал мне, что подобные устройства были изобретены русскими во время Сталинградской битвы.
Теперь он прикоснулся к одному из тонких стальных стержней, прямо над окровавленной прокладкой.
— Русские сделали эти стабилизирующие стержни из велосипедных спиц.
— Как долго вам придется его носить?
— Шесть недель, если мне повезет и все хорошо заживет. Три месяца, если мне не повезет. Они дали мне какое-то навороченное оборудование, я думаю, что в этом был замешан титан, но к тому времени, как фиксатор снимут, моя нога намертво замерзнет. Физиотерапия предположительно разморозит ее, но мне сказали, что упомянутая терапия «будет сопряжена со значительным дискомфортом». Как человек, который знает, кем был Ницше, ты мог бы перевести это.
— Я думаю, это значит, что будет чертовски больно.
Я надеялся на еще один смех – по крайней мере, смешок, – но он только слабо улыбнулся и дважды щелкнул большим пальцем по устройству для доставки наркотиков. — Я полагаю, ты совершенно прав. Если бы мне посчастливилось покинуть эту смертную оболочку во время операции, я мог бы избавить себя от этого значительного дискомфорта.
-Вы не это имеете в виду.
Его брови – седые и кустистые – сошлись вместе.
— Не говори мне, что я имею в виду. Это принижает меня и заставляет тебя выглядеть глупо. Я знаю, с чем столкнулся. — Затем, почти неохотно: — Я благодарен тебе за то, что ты пришел повидаться со мной. Как поживает Радар?
— Хорошо. — Я показал ему новые снимки, которые я сделал. Он задержался на фотографии Радар, сидящей с обезьянкой во рту. Наконец он вернул мне телефон.
— Хотите, я распечатаю ее для вас, поскольку у вас нет телефона, на который я мог бы его отправить?
— Мне бы этого очень хотелось. Спасибо, что накормил ее. И за то, что показал свое участие. Я уверен, что она это ценит. Я тоже ценю.
— Она мне нравится. Мистер Боудич...
— Говард.
— Говард, верно. Я бы хотел подстричь вашу траву, если вы не против. В том сарае есть косилка?
Его глаза стали настороженными, и он положил обезболивающий контроллер на кровать.
— Нет. В этом сарае ничего нет. В смысле полезного.
Тогда почему он заперт? Это был вопрос, который я который я сообразил не задавать.
— Хорошо, я возьму нашу. Мы живем чуть дальше по улице.
Он вздохнул, как будто это было для него слишком большой проблемой. Учитывая день, который он провел, вероятно, так оно и было.
— Зачем тебе это делать? За плату? Ты ищешь работу?
— Нет.
— Тогда почему?
— Я не очень хочу об этом говорить. Бьюсь об заклад, есть вещи, о которых вы не хотите говорить, я прав? — Банка с мукой для одного. Сарай для другого.
Он не усмехнулся, но его губы скривились.
— Слишком правильно. Это что, китайская штука? Спас человеку жизнь и после этого несешь за него ответственность?
— Нет. — Я думал о жизни моего отца. – Я могу не ходить к сараю? Я подстригу вашу траву и, может быть, заодно починю забор перед домом. Если хотите.
Он долго смотрел на меня. Затем, с озарением, которое меня немного поразило:
— Если я скажу «да», окажу ли я тебе услугу?
Я улыбнулся.
— На самом деле вы бы так и сделали.
— Ладно, прекрасно. Но косилка съела бы один кусочек этого месива и умерла. В подвале есть несколько инструментов. Большинство из них предназначены для дерьма, но есть коса, которая может сократить его до размеров, пригодных для скашивания, если ты удалишь ржавчину и заточишь лезвие. На верстаке может быть даже точильный камень. Не позволяй Радар спускаться по лестнице. Там крутые ступеньки, и она может упасть.
— Ладно. А как насчет лестницы? Что мне с ней делать?
— Он лежала под задним крыльцом. Жаль, что я не оставил его там, тогда бы меня здесь не было. Чертовы врачи с их чертовыми плохими новостями. Что-нибудь еще?
— Еще … репортер из еженедельника «Сан» хочет написать обо мне статью.
Мистер Боудич закатил глаза.
— Эта тряпка. Ты собираешься это разрешить?
— Мой отец хочет, чтобы я это сделал. Он сказал, что это может помочь с моими предложениями для колледжа.
— Может быть, и так. Хотя … вряд ли это Нью-Йоркские преступления, не так ли?
— Парень просил о моей фотографии с Радар. Я сказал, что попрошу вас, но подумал, что вы не захотите, чтобы я это делал. Что меня вполне устраивает.
— Пес-герой, это тот ракурс, которого он хочет? Или тот, который тебе нужен?
— Я думаю, что она должна заслужить похвалу, вот и все, и она точно не может попросить об этом.
Мистер Боудич задумался.