— Нет, это просто дом. Мне лучше идти.
— Ты будешь присматривать за собакой, пока мистера Боудича не выпишут из больницы?
На этот раз я был тем, кто перым протянул руку. Радар не рычала, но внимательно следила за любым делом.
— Надеюсь, фотографии в порядке. Давай, Радар.
Я направился к дому. Когда я оглянулся, Гарриман переходил улицу, чтобы поговорить с миссис Ричленд. Я ничего не мог с этим поделать, поэтому я обошел дом сзади, а Радар следовала за мной по пятам. Я заметил, что после небольшой прогулки она размялась.
Я поставил лестницу под заднее крыльцо, где также была лопата для уборки снега и пара больших старых садовых ножниц, которые выглядели такими же ржавыми, как засов на воротах, и, вероятно, ими было бы так же трудно управлять. Радар смотрела на меня сверху вниз с середины лестницы, что было достаточно мило, чтобы я сделал еще один снимок. Я становился глупым из-за нее. Я знал это и был не против этого.
Под кухонной раковиной лежали чистящие средства и аккуратная стопка бумажных пакетов с логотипом Tiller. Там же были и резиновые перчатки. Я надел их, взял сумку и отправился чистить раковину.
В воскресенье я надел Радар поводок и повел ее вниз по склону к нашему дому. Сначала она двигалась медленно, как из-за своих пораженных артритом бедер, так и потому, что явно не привыкла находиться вдали от дома. Она продолжала смотреть на меня, ища поддержки, и это тронуло мое сердце. Однако через некоторое время она стала идти более легко и уверенно, останавливаясь, чтобы обнюхать телефонные столбы и присесть на корточки тут и там, чтобы другие проходящие собаки знали, что Радар Боудича была здесь.
Папа был дома. Радар сначала отпрянула от него, зарычав, но, когда папа протянул руку, она подошла достаточно близко, чтобы понюхать ее. Половинка ломтика болонской колбасы скрепила сделку. Мы пробыли там час или около того. Папа расспрашивал меня о моей фотосессии и смеялся, когда я рассказала ему, как Гарриман пытался взять у меня интервью о внутренней части дома и как я его отшил.
— Ему лучше оставаться в новостном бизнесе, — сказал папа. «Уикли Сан» — это как раз то место, где он начинает создавать свой альбом для вырезок.
К тому времени Радар дремала рядом с диваном, на котором папа однажды вырубился пьяным. Он наклонился и взъерошил ее мех.
— Держу пари, она была живчиком, когда была в расцвете сил.
Я вспомнил рассказ Энди об ужасном звере, с которым он столкнулся четыре или пять лет назад, и согласился.
— Тебе следует посмотреть, нет ли у него каких-нибудь собачьих лекарств от ее артрита. И, вероятно, ей следует принять таблетку от сердечного приступа.
— Я посмотрю. — Я снял с нее поводок, но теперь пристегнул его к ошейнику. Она подняла голову. -Мы должны вернуться.
— Не хочешь оставить ее здесь на день? Ей здесь вроде нравится.
— Нет, я должен отвести ее домой.
Если бы он спросил почему, я бы сказал ему правду: потому что я не думал, что Говарду Боудичу это понравится. Он не спрашивал.
— Ладно. Может ее нужно отвезти?
— Все в порядке. Я думаю, с ней все будет в порядке, если мы будем двигаться неспеша.
Так оно и было. На обратном пути вверх по склону она, казалось, была рада понюхать траву, которая не была ее собственной.
В понедельник днем подъехал аккуратный маленький зеленый фургончик с надписью «ТИЛЛЕР и СЫНОВЬЯ» на боку (золотом, не меньше). Водитель спросил меня, где мистер Боудич. Я сказал ему, и он передал мне сумки через ворота, как будто это было обычным делом, так что, думаю, так оно и было. Я вписал сумму в незаполненный чек, подписанный папой, – меня привела в ужас мысль о ста пяти баксах за три пакета продуктов – и вернул его обратно. Там были бараньи отбивные и фарш из вырезки, которые я положил в морозилку. Я не собирался есть его еду (за исключением печенья), но и не собиралась позволить ей пропасть даром.
Позаботившись об этом, я спустился в подвал, закрыв за собой дверь, чтобы Радар не попыталась последовать за мной. В нем не было ни капли серийного убийцы, только затхлый и пыльный, как будто там давно никто не был. Верхний свет представлял собой флуоресцентные полосы, одна из которых мерцала и была наполовину мертва. Пол был из грубого цемента. На колышках висели инструменты, в том числе коса, похожая на те, что носит Старик Смерть в мультфильмах.