— Хорошо, но я не хочу, чтобы она была дома. Ты стоишь с ней на дорожке. Он может сфотографироваться вас у ворот. За воротами во дворе. — Он взял обезболивающее устройство и пару раз накачал его. Затем – неохотно, почти со страхом: — На крючке у входной двери висит поводок. Я уже давно им не пользовался. Ей может понравиться прогулка с холма... на поводке, имей в виду. Если бы она попала под машину, я бы никогда тебе этого не простил.
Я сказал, что понимаю это, и я уверен, что понял. У мистера Боудича не было ни братьев, ни сестер, ни бывшей жены, ни той, которая умерла. Радар — вот все, что у него было.
— И не слишком далеко. Когда-то давно она могла пройти четыре мили, но те времена прошли. А сейчас тебе лучше уйти. Думаю, я буду спать, пока мне не принесут тарелку помоев, которые в этом заведении называют ужином.
— Ладно. Был рад вас повидать.
Так оно и было на самом деле. Он мне нравился, и мне, наверное, не нужно говорить вам почему, но я скажу. Он мне нравился, потому что он любил Радар, и я уже тоже любил ее.
Я встал, подумал о том, чтобы похлопать его по руке, но не стал и направился к двери.
-О Боже, есть еще кое-что, — сказал он. — По крайней мере, одно, о чем я могу сейчас вспомнить. Если я все еще буду здесь в понедельник – а я буду здесь, – продукты привезут.
— Доставка от Крогера?
Он снова бросил на меня этот идиотский взгляд.
— Тиллер и сыновь.
Я знал о Тиллере, но мы не ходили туда за покупками, потому что это было то, что они называют «рынком для гурманов», то есть дорого. У меня было смутное воспоминание о том, как моя мама принесла мне оттуда праздничный торт, когда мне было пять или шесть лет. Между слоями была лимонная глазурь и сливки. Я думал, что это лучший торт в мире.
— Этот человек обычно приходит утром. Можешь ли ты позвонить им и сказать, чтобы они отложили доставку до второй половины дня, когда ты будете там? У них есть распоряжение.
— Хорошо.
Он положил руку на лоб. Я не был уверен, потому что стоял в дверном проеме, но мне показалось, что он немного дрожит.
-И тебе придется заплатить. Ты можешь это сделать?
— Конечно. — Я бы попросил папу выписать мне незаполненный чек и указать сумму.
— Скажи им, чтобы они отменили еженедельный заказ после этого, пока не получат от меня известий. Следи за своими расходами.
Он медленно провел рукой по лицу, как будто хотел разгладить морщины – безнадежное дело, если таковое вообще было.
— Черт возьми, я ненавижу быть зависимым. Зачем я вообще взобрался на эту лестницу? Должно быть, я принимала дурацкие таблетки.
— С вами все будет в порядке, — сказал я, но, идя по коридору к лифтам, я продолжал думать о том, что он сказал, когда мы говорили о лестнице: чертовы врачи с их чертовыми плохими новостями. Вероятно, он только что говорил о том, сколько времени потребуется, чтобы его чертова нога зажила, и, возможно, о том, что в доме есть чертов физиотерапевт (возможно, чертов шпион в придачу).
Но я думал.
Я позвонил Биллу Гарриману и сказал ему, что он может сфотографировать меня и Радар, если все еще хочет. Я рассказал ему об условиях мистера Боудича, и Гарриман сказал, что это нормально.
— Он вроде отшельника, не так ли? Я ничего не могу найти о нем ни в наших файлах, ни в «Маяке».
— Я не знаю. Вам подходит субботнее утро?
Его устраивало, и мы договорились на десять часов. Я сел на велосипед и поехал домой, легко крутя педали и напряженно размышляя. Сначала о Радар. Поводок висит в прихожей, глубже, чем я когда-либо проникал в большой старый дом. Теперь, когда я подумал об этом, на ошейнике Радар не было идентификационной бирки. Что, вероятно, означало отсутствие лицензии на собаку, удостоверяющей, что она свободна от бешенства или чего-то еще. Была ли Радар когда-нибудь у ветеринара? Я предполагал, что нет.
Мистеру Боудичу доставляли продукты, что показалось мне высококлассным способом купить пиво и кегли, а «Тиллер и сыновья», безусловно, был высококлассным заведением, где делали покупки люди высокого класса с большим количеством складных зеленых вещей. Что заставило меня, как и моего отца, задуматься о том, чем мистер Боудич зарабатывал на жизнь до того, как вышел на пенсию. У него была элегантная манера говорить, почти как у профессора, но я не думал, что учителя, вышедшие на пенсию, могут позволить себе делать покупки на рынке, который хвастается наличием «винного погреба с понижением». Старый телевизор. Ни компьютера (я бы поспорил на это), ни мобильного телефона. И машины тоже нет. Я знал его второе имя, но не знал, сколько ему лет.