Даже конкурс детских книг не смог проложить мост через пропасть между реальностью жизни и жизнью, изображаемой в книгах для детей и юношества. Теперь же доза правды должна была увеличиться и «грубая проза жизни» смогла ворваться в литературу. Слишком долго образы молодежи в литературе оставались идеализированными, теперь нужны были книги, которые могли бы отразить моральную деградацию – материализм, апатию, проституцию, наркоманию и бессмысленную жестокость. Лживая, пропагандистская историческая литература должна была уступить место попыткам заполнить белые пятна истории. В 1987 году Владимир Железников рассказал коллегам, что перестройка заставила его переписать уже готовую к публикации книгу. Начинался «период “критического реализма”», заявил Железников[616]
.Всем уже было ясно, что оптимизм, с которым в 1930-е годы встретили централизацию советской литературы, нацеленной на коммунистическое воспитание детей, был необоснован. Применение принципов плановой экономики к литературе предоставляло невиданные возможности контролировать ее развитие и содержание. К несчастью, это не только способствовало возникновению новой литературы, но и привело к преследованию писателей, отклоняющихся от норм, и к цензурным репрессиям против талантливых произведений. Цена, заплаченная за это, в виде прерванных, изуродованных писательских судеб, была высока. Многие написанные в советское время книги воспринимались впоследствии как конъюнктура, продукт политической ситуации и идеологической атмосферы своего времени. Действительность, которую писатели должны были изображать, оказалась неуловимым понятием. Неразрешимой проблемой осталось требование сочетать идеологическую чистоту с высоким художественным уровнем. В духе командного подхода предполагалось, что качество советской литературы можно повысить по призыву Центрального комитета партии или очередного съезда писателей. Это обернулось ложью.
Годы перестройки были временем дискуссий и самокритики, а что касается конкретной новой детской и юношеской прозы, то они оказались непродуктивными. Поэзия, однако, была в лучшем положении. Важной вехой в развитии детской поэзии оказалась публикация книги «Говорящий ворон» (1989) Олега Григорьева (1943 – 1992), известного как последний подпольный поэт Советского Союза. После выпуска двух маленьких книжек, «Чудаки» (1971) и «Витамин роста» (1980), Григорьев подвергся суровой критике и преследованиям, и только благодаря политике гласности он заново получил возможность печататься. У Григорьева был острый глаз на абсурдные моменты обыденной жизни детей и взрослых. Комическое часто сочетается с привкусом жестокости и черного юмора. Лучшие произведения Григорьева вошли в сборник «Хулиганские стихи. Детям старше 96 лет читать запрещается» (2005), вышедший через тринадцать лет после смерти самиздатского поэта.
Глава двенадцатая. Новая детская литература (1991 – 2010)
Конец советской эпохи полностью изменил ситуацию в детской литературе. Рухнула идеологическая монополия Коммунистической партии, и цензура была официально отменена. С переходом к рыночной экономике коммерческий успех и читательский спрос стали важнее сознательной, плановой культурной политики. Маленькие независимые издательства начали конкурировать с бывшими советскими крупными издательствами, и новые журналы бросали вызов любимцам вчерашнего дня. Количество наименований детских книг заметно выросло, но средний тираж существенно упал – с нескольких сотен тысяч до 10 – 20 тысяч.
Впервые с 1917 года массовая культура и легкое чтение начали бороться с высокой культурой за читательское внимание. Журнал комиксов Уолта Диснея «Дональд Дак» в 1988 году впервые появился в России под названием «Микки Маус». В середине девяностых этот еженедельный журнал выходил тиражом 150 000 экземпляров. Однако первоначальный успех со временем угас, и с 2009 года «Микки Маус» выходит уже только раз в две недели. Другим результатом коммерциализации стало появление книг с продолжением и книжных серий, чего почти не было в Советском Союзе. Популярные герои типа Буратино, Незнайки, Карандаша и Самоделкина получили новую жизнь и пустились в новые приключения через много лет после смерти их авторов. Произведения в жанрах, подобных фантастике и детскому детективу, тоже стали выходить сериями.