Сказка о Берте и Берти

«Холодная нежность…» – пронеслось в голове у Димитрия, наблюдавшем за светловолосой девушкой с почерневшим от могильной сырости венком на голове. Чересчур просто скроенное белое платье, какое обычно надевали на умерших невест, приоткрывало лишь запястья рук и лицо. Глаза, больше не очерченные темной пеленой усталости, светились бледным отсутствием жизни. Бескровные губы едва слышно шептали его имя. Шею скрывал ошейник из сплетенных воедино мелких увядших белых цветов.

Девушка качнулась, едва удержавшись за изгнившее подобие могильного креста, и снова прошептала его имя:

– Димитрий… Димитрий… Дим…

Холод, подгоняемый ветром, пронесся по степной траве, взобрался по позвоночнику ночного гостя и медленно скатился снова к земле, в поле.

Димитрий понял, что обратно дороги не будет. Уже восемь ночей он приходил сюда, проделывая немыслимую, непонятную для чужих глаз работу. Все это требовало много сил. Раскопать могилу девушки, завязать на ее шее новое полотно из крохотных белых цветов с едким запахом, чтобы потом снова предать ее тело земле.

– Дим… Знаю, ты пришел вновь. От чего же ты прячешься, Дим? Я жива, как ты и хотел…

Димитрий, чувствуя, как пальцы рук уже немеют, вышел навстречу своей невесте.

Она жалостливо взглянула на свежий ошейник из белых соцветий, который он держал в правой руке, достав его из мешочка, данного старухой Богданией:

– Ты принес мне новое украшение, да?.. – брови девушки изогнулись в плаксивой гримасе: – Ты знаешь, оно мне не нравится!..

Тон ее голоса всего на секунду стал истеричным. Но даже и в нотках раздражения Димитрий не смог уловить прежней, любимой жизни. Любимой души. Его невеста превратилась в куколку с нежным голосом, какой он не знал раньше.

– Мне не нравится украшение, что ты принес мне… – прошептала Куколка. – И предыдущее тоже… И это… – Она стянула со своей шеи увядшую плетенку, показав безобразную рану, вскрывавшую насквозь горло девушки.

Димитрий невольно отшатнулся от такого зрелища. Плетение цветочков чеснока из его рук упало в траву. Двое за огромным камнем увидели, как оно, подгоняемое ветром, пронеслось мимо них. Одди и Берти, скованные страхом, старались дышать как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия.

Глаза Куколки наполнились слезами. Она глубоко вдыхала уже ничем не помогавший ей воздух, чтобы успокоить нарастающую изнутри бурю.

Наблюдая ее внутреннюю борьбу, Димитрий ждал. Но только ждал он не того умиротворенного выражения лица, которое, все же, заглушило в мертвячке отдаленные проблески жизни. Осознание того, во что превратилась его любимая, пришло уже давно, вместе с ее смертью. Да только желания свои, пусть даже и самые скрытые, никто контролировать не в силах. После похорон не осталось у Димитрия никакой надежды, но вот желание того, чтобы его невеста осталась жива, ничем нельзя было заглушить.

Куколка тревожно изогнула брови, чуть подавшись вперед:

– Ты виноват…

– Нет, – Димитрий сделал еще шаг назад, предупредительно подняв правую руку ладонью к мертвой невесте, словно желая ее остановить: – Виноват не я. Не я…

– Я больше не невеста тебе, – Куколка снова сделала обиженно-холодное лицо: – Я больше не для тебя. Я для другого.

– Но, зачем?.. – Ее слова ранили Димитрия, он не умел, да и не хотел скрывать боли, которая сейчас судорогой сводила все его сознание.

– А разве был у меня выбор?

Поток холодного воздуха подхватил светлые волосы девушки, скрыв на секунду ее лицо, растрепав платье, унося прочь по степи плетенье из белых цветков. Слова, произнесенные ею, так же умчались вслед за ветром, оставляя за собой шлейф острого, непередаваемо горького смысла. Все это осталось в ночном воздухе, напоминая о болезненной утрате, о рождении новой, несчастливой жизни, о переживаемых чувствах, которые не сможет рассеять даже и само время.

Димитрий вздрогнул, почувствовав, что никаких перемен больше не случится. Ничего не произойдет больше, ничего не измениться. И от осознания своих бед стало только еще более тяжко, нежели было до наступления ночи.

– Ты теперь невеста Зверя… – Он хотел высказать, как ему невыносимо сложно чувствовать столько всего и сразу. Но получился упрек. Он хотел выпросить хоть немного жалости у чужого, холодно смотрящего на него существа, но от чего-то казалось, что это он должен пожалеть ее. Пожалеть и простить за то, в чем она совсем не виновна. Простить за смерть.

– Невеста Зверя, – повторила Куколка, закрывая глаза, словно бы забываясь: – Зверя… Да, да, теперь я принадлежу ему. Зверю. Моему Зверю. Тебе нужно уйти из деревни, Дим…

– Нет. – Димитрий уже и сам не понимал, какой смысл был спорить с девушкой в белом платье, если она была, безусловно, права. – Я не уйду. Пусть, пусть если захочет, убьет меня. Пусть убьет меня на твоих же глазах, твой Зверь. Я не уйду.

Куколка тихо запела не рифмующиеся слова: