Сказка о Шуте и ведьме (СИ)

   - Я знаю, - я кивнула, почти привычно изображая милость. - Но в будущем попрошу говорить мне или моему охраннику обо всех желающих тайной встречи.

   - Не сомневайтесь, госпожа! - Гузар закивал, довольный, что так легко отделался.

   Ужинали мы в молчании, но под самый конец я не вытерпела. Слишком много впечатлений и мыслей у меня накопилось, и мне хотелось ими поделиться.

   - Джастер... Знаешь, мне его жаль.

   - Кого?

   Шут невозмутимо заваривал травы в чашках. То ли местное вино ему не понравилось, то ли была другая причина, но пить он предпочитал настои из трав, которые делал сам. И меня ими поил заодно.

   Впрочем, я ничуть не возражала и хотела потом записать рецепты.

   - Визурию. Он ведь очень переживал, когда Саризула тебе работу предложил...

   Джастер помолчал, а затем ответил.

   - Видела шрам у него на горле?

   Я кивнула, вспомнив тонкую белую полосу. Визурия его не прятал, но мало ли шрамов у того, кто зарабатывает на жизнь охраной? Это Джастер каким-то чудом без них обходился, но после сегодняшнего представления меня это уже не удивляло.

   - Очень давно, в юности, ему перерезали горло. Но не дорезали, Саризула его спас. Визурия, когда поправился, поклялся ему в верности. Вот и все. Я не знаю деталей, эту историю не часто по трактирам рассказывают, пару раз мельком слышал только.

   Я кивнула, удивляясь, как много всего умудряется замечать и услышать Шут. Вот почему он назвал Визурию "цепным псом"... И вот почему тот всегда молчит.

   Но, оказывается, Шут не закончил.

   - Люди обычно всегда ценят новое и хорошее. Только к хорошему быстро привыкаешь. А когда к чему-то привыкаешь, то перестаешь это ценить. Потому что кажется, что так теперь будет всегда. Это касается и людей, и вещей. Только потеряв вещь или человека, понимаешь, что они для тебя значили.

   Джастер замолчал, наверняка вспомнив свою возлюбленную.

   - Каждый сам выбирает свою судьбу, ведьма, - внезапно он прервал молчание. - И сам выбирает, чему или кому хочет служить. Саризула ещё не терял, а Визурия давно выбрал.

   Он неторопливо пил настой, а я молчала, внезапно поняв: Джастер мне не служил. Только на людях он изображал слугу и охранника госпожи ведьмы, но между нами был совсем другой договор.

   Странный, непонятный, но связавший нас крепче, чем слово ведьмы.

   "Ты помогаешь мне, я помогаю тебе"... Но какой помощи он от меня ждёт?

   Этого я не понимала.

   - Я слышала, что его называли мастером меча. Он очень умелый... Тебе было тяжело драться с ним?

   Шут покосился на меня и досадливо дёрнул уголком рта. Но не успела я ничего подумать, как воин негромко сказал:

   - Как тебе объяснить, ведьма... Нас учили разному. Его учили побеждать противников на поединках. А я учился убивать. Быстро и без всех этих танцев. - Шут задумчиво заглянул в чашку и поболтал содержимое. - Он трижды меня достал, а я дважды его чуть не убил. Будь это настоящий бой... Я не знаю, кому бы улыбнулась удача.

   Ранил трижды?! И он молчал?!

   - Сиди, не волнуйся, царапины просто, - небрежно махнул рукой Джастер, останавливая мой порыв. - Ерунда.

   Я недоверчиво смотрела на него, но воин не спеша и задумчиво пил свой настой. Да и одежда у него была целёхонькой... Значит, и правда царапины. Настоящие раны я бы наверняка сразу заметила на ристалище.

   И, раз он сам об этом заговорил...

   - Долго ты учился?

   - С детства, - он покосился на меня и добавил, резко пресекая моё любопытство. - Жизнь научила.

   Я досадливо прикусила губу, понимая, что расспрашивать его о прошлом бесполезно. Пока сам не захочет - слова не скажет.

   - Почему ты стал наёмником? Ты же так хорошо поёшь и играешь...

   Шут неожиданно криво и горько усмехнулся, поставив чашку на стол.

   - Ты будешь смеяться, ведьма... - он отвернулся от меня, смотря в окно. - Но я не помню своих песен. Ни одной. Я пою чужое, а настоящий менестрель должен иметь своё.

   - Разве ты их не записывал? - В этом я его понимала. Каждая ведьма тоже рано или поздно составляла свои зелья и заклинания, которые берегли даже от учениц.

   - Записывал. Когда-то очень давно. А потом я перестал петь совсем.

   Он замолчал, но я не спешила прерывать тишину, чувствуя, что Джастер ещё не всё сказал.

   - Настоящий менестрель живет музыкой, это его любовь. А я пел, потому что... Мне хотелось петь, по зову души. И песни писал так же.... А ещё менестрели поют о разном, они бродят по дорогам в поисках сюжетов для своих песен. Я пел только о своём. Вот и всё.

   О своём он пел... О своей ненаглядной пел! - так бы и сказал.

   - Твои записи... Они сохранились?

   - Нет. Я их сжёг. Давно.

   Мне даже нечего было сказать ему в ответ, настолько неожиданным было это откровение. Я и не думала, что чуткий и трепетный музыкант, каким я лишь однажды увидела его на болоте, из-за несчастной любви может стать хладнокровным и беспощадным воином. И чему он научился раньше: музыке или... убийству?

   - Тебе так нравится сражаться?

   - Да, - неожиданно легко согласился Шут. - Это развлекает. Немного.

   То есть рисковать своей жизнью - это ему забава? Неужели он настолько сильно болен душой, что ему и жизнь не дорога?

   И тут меня осенило.