— Как грустно. Бедный влюбленный художник!! Он пострадает из-за неразделенной любви! Он достоин помилования… — настаивали женские голоса…
Епископ встал. Его поднятые руки вмиг успокоили толпу.
— Дети мои, Господь велел нам не судить ближних своих за грехи, которые возможно совершить каждому. Да не судимы будете — проповедовал Иисус. Так не будем осуждать несчастного, подавшегося человеческой слабости. Поступок его непростителен, но сейчас мы видим, что причиной тому не были происки дьявола. Виной стала слабоволие и крайняя степень подавленности.
В зале началось волнение. Половина собравшихся, разочарованная в снисходительном отношении епископа взволновано обсуждала происходящее. Женская часть восхищенными взглядами и репликами одарила занявшего свое место за судейским столом святого отца. Перешептываясь друг с другом, бросая завистливые взгляды на Кристину, они жужжали, словно возбужденные по весне пчелы.
Яков, повернувшись к своей любимой, понуро стоящей рядом с другим, подарил ей благодарный полный любви взгляд, вызвавший среди женской половины новые восторженные вздохи.
Епископ наслаждался адскими муками, которые испытывал сидящий рядом с ним испанский посланник, просчитывая наперед необходимые шаги, позволившие бы подстрелить двух зайцев разом.
— Не верьте потаскухе!! Она с ним заодно! Посмотрите на ее живот! Она забрюхатела от идолопоклонника! — визгливый женский голос, разнеся под сводами зала, отозвавшись многократным эхом.
Неожиданно воцарилось мертвое молчание. Было слышно как стрелки часов, висящих над кафедрой судейского совета, неумолимо отсчитывали уходящее время. Все испугано ждали высочайшего решения. Оно не преминуло последовать.
Помощник инквизитора значительно откашлявшись поднялся из-за спины святого отца и подобострастно вытянувшись в струнку визгливо произнес.
— Суд святой инквизиции требует дознания о причастности свидетеля защиты к преступлению осужденного Якова Циммерманна.
Епископ, потерев вспотевший от волнения лоб, скрыл довольную улыбку. Превосходно. Пока пешки следуют в правильном направлении.
— Епархия просит судейскую коллегию выделить дознавателей, направляемых для снятия свидетельских показаний в город Фогельбах, родину свидетельницы Кристины Кляйнфогель, проходящей по делу Якова Циммермана. Им предписано собрать сведения об означенной особе в доказательство ее незаинтересованности введения процесса дознания в тупик.
— А пока суд инквизиции не уверен в невинности свидетеля, то предписывается взять Кристину Кляйнфогель под стражу до выяснения обстоятельств… — громко провозгласил переводчик с испанского.
Яков, звеня цепями, вскочил со скамьи и срывая голос закричал
— Не смейте, она не виновна. Она…
Подскочивший охранник грубо толкнул несчастного тупым концом копья и заставил сесть.
Михаэль Люстиг, крепко обнял Кристину, сдерживая ее, готовую броситься на помощь Якову, он прикрыл ее своим телом, всем видом показывая, что убьет каждого, кто посмеет прикоснуться к ним.
Волнение в зале возрастало. Большинство требовало заключить женщину под стражу до выяснения обстоятельств. Сердобольные особы роняли слезы и громко вздыхали, умиленно наблюдая за страданиями влюбленных.
Конрад вновь поднялся с кресла и властным голосом произнес
— Суд полагает, что присутствующий в зале барон Михаэль фон Берен возьмет на себя ответственность за присутствие свидетельницы на будущих дознаниях и обязуется за необходимый залог присмотреть за ней. Мы не находим необходимости в ее немедленном задержании.
Стоящие зеваки рядом с Михаэлем и Кристиной почтительно отошли на несколько шагов в сторону.
Люстиг, поцеловав Кристину в лоб, не теряя ни минуты, отстегнул от пояса увесистый кошелек и подойдя к судьям высыпал из него золотые гульдены, которые, громко звеня, разбежались по столу. Очнувшийся от сна бургомистр привычно потянулся к золоту пухлыми короткими пальцами. Голый череп инквизитора покрыли возбужденные багровые пятна. Не желая смотреть на золото, он быстро закрыл прозрачные веки, его костлявые руки сложились на груди, а тонкие губы зашептали молитву о противостоянию злу. Сапфировые глаза епископа довольно сверкнули. Михаэль был ему всегда по нраву, не в пример покойному Витольду.
Вставший клирик секретарь объявил очередной перерыв между слушаниями. Последним разбиралось дело злосчастного кладоискателя.
Бросив напоследок тоскливый взгляд на Кристину, стоящую под защитой человека, который должен стать отцом ее ребенка, художник под свист и ругательства озлобленной и неудовлетворенной мужской половины под конвоем был выведен из зала.