Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках)

Санкции последовали сразу. Мадам Петухова потребовала нас явиться в учительскую. Будь я человек не настолько дикий, обкатанный цивилизацией ещё в детском саду, то я непременно бы согласился с её ультиматумом и пошёл туда, где, как положено, выслушал бы свою порцию нотаций и спокойно бы отправился себе домой, но поскольку я был обыкновенным дикарем, да ещё дикарем с норовом, то я заявил, что я туда не пойду. Какую бурю эти мои слова вызвали, вам трудно представить. Наличие двух десятков годов разницы и превосходство дикой силы плохо действует на умственные способности взрослых. Поскольку добровольно я не намеривался идти в учительскую, которую я вовсе не боялся, то эту самую силу решено было применить. Пока Усатый с опущенной головой плелся впереди нас, то меня тащили позади него. Правда, это мне не понравилось сразу, и я заявил, чтобы меня отпустили. Но мой ультиматум был снова отвергнут, а звездануть мадам Петухову я мог только или по ногам или несколько ниже спины, то я выбрал и применил знаменитый девчоночий прием: поцарапал ей руку.

Дальнейшее, в общем, не стоит описывать. Естественно я тотчас был выловлен ещё большими силами, отведен к директору, где мне объявили, что я изгнан из школы, исключен из октябрят. Я выслушал все упреки, какие могут придумать иногда взрослые. Но что было самое неприятное в этом деле, то это все сразу стало известно отцу.

Мой папа занимал довольно заметную должность в районе и у него был телефон, по которому излили душу все представители пострадавшей стороны. Усугубило всё ещё и мое стоическое непризнание своей вины. Впрочем, её наличие не стоит отрицать, тогда бы я не стал блудить по улице в полном отчаянии целых три или четыре часа, пока темнота и прохлада не загнала меня домой, и я добровольно сдался на милость родителей. Отец был на редкость зол и решил изощренно меня наказать. И я даже на это согласился.

Вот после того состоялось мое героическое стояние на горохе. Не помню, плакал ли я, но это я воспринял, как должное. Хотя, если честно сказать, я не стану на колени ни перед кем, даже перед господом богом, пусть даже меня сотрут в порошок. Но я тогда согласился на наказание и даже стоял на горохе в углу.

Послесловие:

Горох. Сумрак октябрьского вечера. Холод. Слёзы на глазах и упрямство. Я никогда не стою на коленях: я плачу по своим счетам. Сумрак. Холод. Горох. Слёзы на глазах. Я не плачу, я оплачиваю свои счета. Все платят по своим счетам, даже если они этого не хотят.

"Гвардия умирает, но не сдается", – даже понимая, что смерть неизбежна.

Чернушка

Ну, как же можно крестьянину обойтись без коровы? Правда, я сам не считаю себя крестьянином, и выходец я скорее из сельской технической интеллигенции, чем из крестьян. Хотя всякие сословия это понятия растяжимые, как интеллект и способности. Я даже на тракторе-то ездил всего раза два, да и то в качестве пассажира, а на лошади верхом – ни разу. Это о моих крестьянских корнях, хотя косить я умею и люблю, как и всё то, что называется работой. Впрочем, десятитысячный поселок, кликаемый в те годы рабочим поселком, поголовно имел коров, кроме самых сирых, немощных и ленивых. Купать молоко в магазинах посёлка было просто невозможно, так как его там не собирались продавать, а направляемое на молокозавод, убывало в неизвестном направлении. Так что корова нам была просто необходима. Кроме четырех детских ртов и двух взрослых, не прочь откушать молока, были и толстые свиньи, которые на сыворотке и обрате к восьми месяцам, набирали такие увесистые окорока, что не могли их отодрать от пола. Ежегодно сдаваемые полутора-двух годовалые бычки и тёлочки, были неплохим довеском к папиной и маминой зарплате. Так что корова, при наших условиях, есть уже не баловство, а необходимость.