Сказки В. Гауфа

Несколько дней Петер сидел дома с повязанною рукою и раскаивался в своей неблагодарности. Когда же рука зажила, он заглушил в себе голос совести прежнею рассеянною жизнью. «Пускай себе продают завод», — думал он, — «все же мне остается карман толстого Эзекиила. Пока у того деньги есть, я не пропаду».

Да, пока у него есть; а что, как вдруг не будет? Вот это именно и случилось однажды и получилось что-то очень странное. Подъехал Петер, как всегда, к гостинице; у окна стояло нисколько человек. «Вот игрок наш пожаловал!» — сказал один. «Богатый стекольщик», — добавил другой. А третий покачал головою. «Ну, насчет богатства дело под сомнением. Что-то много о его долгах поговаривают; я слышал в городе, что на днях опись у него делают». Тем временем Петер величаво поклонился стоящим у окна и крикнул хозяину. «Доброго вечера, хозяин! Здесь толстый Эзекиил?» «Здесь», — пробасил грубый голос. — «Иди, место свободно, мы только тебя поджидаем». Петер ощупал карман, убедился, что все в порядке и сел за игорный стол.

Он начал играть. Играл он с переменным счастьем, то выигрывал, то проигрывал, пока, наконец, все честные люди по домам разошлись, а он остался с двумя товарищами играть при огне. «Хватить с нас, пора домой!» заявили те. Но Петер стал уговаривать Эзекиила остаться еще немного. Тот долго не хотел, наконец, воскликнул: «Ладно, я сейчас пересчитаю деньги, а потом будем играть. Ставка по пяти гульденов: меньше — ребячество».

Он вынул кошель, сосчитал; там было сто гульденов. Петер, не считая, знал, что у него столько же в кармане. До того Эзекиил все выигрывал, а тут стал терять ставку за ставкой и видимо горячился. Вот он поставил последние пять гульденов на стол и крикнул: «Ну, еще раз, и если еще проиграю, все же не брошу. Одолжи мне немного, Петер: всегда следует по честности выручать товарища».

«Сколько угодно, хоть все сто гульденов», — засмеялся Петер, радостно поглядывая на выигрыш. Толстый Эзекиил тряхнул костями и выкинул пятнадцать. «Ну-с!» — закричал он, — «теперь посмотрим!» Петер выкинул восемнадцать. И в ту же минуту хриплый голос проговорил за его спиною: «Это уж последний».

Он оглянулся. За ним во весь свой исполинский рост стоял Голландец Михель. От испуга Петер уронил деньги, который только что собрал со стола. Но толстый Эзекиил не видал Голландца. Он стоял над Петером и требовал, чтоб тот одолжил ему десять гульденов. Бессознательно тот полез в карман, но в кармане ничего не оказалось; он всего себя обыскал, но нигде не нашел ни гроша, он снял кафтан, встряхнул его; нигде ничего. Тут только с ужасом вспомнил он, что ведь сам пожелал иметь столько, сколько у толстого Эзекиила. Все исчезло как дым.

Хозяин и Эзекиил с удивлением смотрели, как он искал деньги и не находил; им не верилось, чтоб у него ничего не было. Они сами обыскали его карманы и пришли в ярость. Оба клялись, что Петер колдун, что он нарочно переправил деньги домой, чтоб не одолжить товарищу. Петер твердо защищался, но очевидность была против него. Эзекиил грозил, что он всем расскажет о его проделках, а хозяин обещал поутру сбегать в город и там уличить Петера в колдовстве. «Не успокоюсь», — кричал он, — «пока не сожгут его живьем на костре». Оба набросились на несчастного, стащили с него куртку и вытолкали за дверь.

Ни одной звездочки не мерцало на небе, когда Петер печально плелся к своей хижине; но все же он различил темную фигуру, незаметно скользившую рядом с ним. Фигура говорила: «Конец тебе пришел, Петер Мунк, всему твоему великолепно конец. Я уж тогда это предвидел, когда ты не захотел иметь дело со мною и кинулся к глупому Стекляшке. Ты видишь, что значит пренебрегать моими советами. Попробуй ко мне обратиться, мне что-то жалко тебя стало. Еще никто не раскаивался, кто со мною дело имел. Если тебя путь не страшит, приходи завтра на Сосновый Холм: я тотчас явлюсь, как только ты позовешь меня». Петер прекрасно знал, кто говорит с ним, но от страха не мог вымолвить ни слова. Он бегом пустился домой.

Когда на следующее утро Петер подходил к заводу, там собрались не только рабочие, но и другие весьма неприятные люди, а именно, уездный судья и полицейские. Судья поздоровался с Петером, вежливо осведомился как его здоровье, потом вытащил список кредиторов Петера. «Можете заплатить по этому списку?» — спросил он. — «Только, пожалуйста, поскорее, у меня совсем нет времени». Петер смущенно сознался, что у него нет ни гроша и предложил приступить к описи имущества. Пока судья с полицейскими ходили по дому, оценивали дом, завод и конюшни, Петер осторожно вышел со двора. «До Соснового холма не так далеко», — решил он, — «не поможет Малыш, попробую к Долговязому обратиться». Войдя в лес он побежал так быстро, словно за ним гнались по пятам. Когда он добрался до места, где первый раз беседовал со Стеклянным Человечком, ему показалось, что кто-то держит его сзади; но он вырвался и бросился бежать без оглядки до границы, перескочил через овраг и что было силы закричал: «Голландец Михель! Господин Михель!» Великан тотчас же предстал перед ним.