Сказы о древних курганах

Много масок было найдено советским археологом С. В. Киселевым. Основное назначение слепка лица он видел в желании сохранить облик покойника. Однако, одетая на лицо трупа, маска могла также служить для изоляции мертвого от внешнего живого мира. Иной смысл имели маски, положенные с человеческим пеплом. По наблюдениям исследователя, они слишком массивны и в то же время узки для человеческого лица, многие из них разбиты и обожжены. С. В. Киселев высказал предположение, что маски не берегли, а нарочно разбивали, и некоторые из них гибли в пламени погребального костра. Археолог сделал интересное сопоставление сибирских масок с римскими. Для похорон римских императоров и высших сановников изготовляли несколько одинаковых гипсовых и восковых портретных масок. Одной покрывали лицо покойника или его погребальный парадный манекен во время траурной церемонии. При погребении или сожжении на костре маска сгорала вместе с телом. Бюст же умершего несли в похоронном шествии, а при погребении императора в маске умершего шел актер. Эти изображения предков хранились в семье, копии с них девушка-патрицианка приносила в дом мужа вместе с приданым. Так же, как и сибирские, римские маски делали портретными, а при погребении их уничтожали. Правда, каких-либо копий погребальных масок в поселениях сибирских племен римского времени не обнаружено, но С. В. Киселев был убежден, что со временем их найдут. Они непременно должны быть, ибо «только их наличие может объяснить ту поразительную портретность, которой так настойчиво добивались их мастера…»

Однако маски, которые после похорон должны были сохраниться, пока не найдены. Более того, выяснилось, что в Сибири маски специально не сжигали и не разбивали. Те что были обожжены, как выясняется, горели вместе с другими вещами уже в погребальной Камере, а не на костре.

По мнению другого известного сибирского археолога и историка Л. Р. Кызларова, семантика масок не однозначна. Более древние, глиняные маски, как и «глиняные головы», просто воссоздавали человеческое лицо, чтобы подготовить труп к длительному хранению до погребения.

Поздние же маски, которые клали в могилы с человеческим пеплом, изготовляли для каких-то обрядов, которые совершали родственники покойника в период после сожжения умершего и до предания пепла земле. В домах родичей постепенно накапливалось множество масок. Чтобы знать, кому они принадлежали, их делали портретными. Более конкретные объяснения Л. Р. Кызласов, как и С. В. Киселев, предложил и для семантики масок, которые накладывались на лицо покойного. С помощью их стремились, очевидно, оградить мертвого от живого, поскольку именно такой смысл просматривался в погребальных масках народов севера Сибири в недавнем прошлом. Не случайно поэтому Л. Р. Кызласов прямо сопоставил древние маски с лоскутом оленьей шкуры хантов, которым родичи наглухо перевязывали голову умершего. В том же качестве могли выступать платки или мешки. В таком случае на месте глаз, рта, носа и ушей пришивалось по пуговице или монетке.

Археолог и этнограф А. Н. Липский, сопоставляя маски с обычаями сибирских народностей, по-иному интерпретировал их назначение. Хакасы, нанайцы, ульчи и другие народности считали невозможным, чтобы душа умершего перешла в страну мертвых вскоре после смерти. Нужен был срок, чтобы тело умершего превратилось в скелет. За это время, находясь среди живых без присмотра, душа мертвого могла потеряться. Последнее было нежелательно, так как душа умершего должна была вновь возвратиться на землю, воплотившись в новорожденного. Потеря душ умерших могла понизить рождаемость. Чтобы не допустить этого, сородичи изготовляли куклы, изображавшие покойника, и разными способами «вселяли» в них его душу. Кукол кормили, берегли, приносили им жертвы. В день окончательных похорон костей или пепла изображение покойника клали на могилу, реже в могилу, сжигали или ставили в домиках мертвых. С той же целью изготавливали древние портретные маски.