Скрещение судеб

Повезли прямо из морга, в казенном гробу, повезли по пыльной дороге туда, вверх, в гору, где темнели сосны.

Кто провожал ее в последний путь? Кто шел за гробом? Не все ли равно!

…Гроб: точка стечения всех человеческих одиночеств, одиночество последнее и крайнее…

Могила затерялась.

Езжай, мой сын, домой – вперед –

В свой край, в свой век, в свой час, – от нас.1932

Мур

…Глаза блистают сталью.Не улыбается твой рот…[132]1920

Похоронил мать… Но тут опять пошли слухи и толки – не хоронил! Откуда знают, что не хоронил? Со слов елабужской хозяйки кто-то разнес, а та и сама-то не ходила на похороны: «Если бы знать, что она такая знаменитая…» А кто по письму Мура толкует – он писал с фронта: «Мертвых я видел в первый раз в жизни: до сих пор я отказывался смотреть на покойников, включая М.И.». Стало быть, и не хоронил, делают вывод! А если все же хоронил, но не смотрел? Гроб могли вынести из морга закрытым, закрытым везли, закрытым опустили в могилу. Не было церковного отпевания, не было гражданской панихиды, просто закопали… А даже если и подняли крышку, он мог отойти, и его вполне можно понять…

По сведениям Али, которые ей удалось собрать в «вольный» ее год – 1948-й, проведенный в Рязани, Марину Ивановну хоронили те немногие, кто приехал с нею из Москвы; были и мальчишки – и Мур, и Соколовский, и Сикорский, только, к сожалению, они ничего уже не помнили.

А в дневнике Мура никаких подробностей нет, записано только, что похоронили Марину Ивановну 2 сентября.

3 сентября вечером, с трудом добыв билет, на битком набитом пароходишке Мур отбыл из Елабуги. Его попутчиком оказался Юрий Оснос, доцент ИФЛИ, который возвращался в Чистополь, где была его жена, Жанна Гаузнер.

4-го[133] ранним утром прибыли в Чистополь. Выгрузили вещи. Оснос повел Мура к себе домой, где его накормили завтраком, и уже от Осносов он отправился к Асееву.

По словам Мура, записанным в дневнике: «Асеев был совершенно потрясен известием о смерти М.И., сейчас же пошел вместе со мной в райком партии, где получил разрешение прописать меня на его площадь…»

К вечеру все вещи были уже перетащены в дом к Асееву. И вечером же Мур с Асеевым стали держать совет, оставаться ли Муру зимовать в Чистополе или вернуться в Москву.

Судя по дневнику, Мур был в полном смятении. Конечно, перспектива жить в Чистополе его не увлекала, в Москве был его единственный друг Митя Сеземан, был Муля, которого он любил, были тетки, с которыми он не так уж ладил, когда жил у них, но все же – родня. И потом, в Москве хоть и бомбежки, но это все же Москва… Но будут ли нормально работать школы, сумеет ли он учиться? А он понимал, что ему нужно обязательно кончить школу, обязательно иметь на руках аттестат. И где жить в Москве?..

Ему впервые приходилось решать самому такие вопросы, взвешивая все «за» и «против». Раньше, хотел он этого или не хотел, но он привык подчиняться воле матери.

По-видимому, все решила одна фраза, брошенная Асеевым, – тот сказал, что его с женой вызывают в Москву… Ну а коль не будет Асеевых в Чистополе, то Муру здесь и вовсе нечего делать, ему не на кого будет опереться, у него здесь нет никого. И он уже не колеблется и хочет вернуться в Москву. Асеев охотно берется выхлопотать ему пропуск и помочь уехать.

6-го Асеев собирает совет Литфонда (так записано в дневнике Мура) и добивается постановления, что Георгию Эфрону необходимо выехать в Москву по месту жительства, где у него есть родственники. Но постановление постановлением, а получить на руки нужный документ за всеми подписями, печатями, на соответствующем бланке – не так-то просто, и проходит не один день, пока все удается оформить. Асеев терпеливо сопровождает Мура во всех его походах. А тем временем Оксана Асеева и ее сестра деятельно распродают вещи Марины Ивановны. Муру нужны деньги на дорогу. Те 150 рублей, что оставались в сумочке Марины Ивановны, быстро растаяли, а потом и в Москве Муру надо на что-то жить. Мур сам относит в комиссионный магазин пальто Марины Ивановны, а сестры Синяковы за два дня выручают тысячу двести десять рублей.

Мур не хочет плыть пароходом по Каме, по Волге, как плыли они сюда с Мариной Ивановной, он собирается водой добраться только до Горького, а там пересесть на поезд, так будет быстрее. Но он в ужасе от багажа, который ему надо тащить с собой: сколько он ни продает вещей, а мешков, чемоданов еще хватает! Ему одному не управиться. Он наслышан о трудностях пути, пассажирских поездов иной раз приходится ждать сутками, зеленый свет дают только воинским эшелонам. Вокзалы забиты, и даже с пропуском надо стоять в очереди за билетом, а кто будет тем временем сторожить вещи и как добраться с пристани до вокзала, на чем все перетащить, когда транспорт мобилизован на нужды фронта, а потом еще посадка в вагон…