Скучная история или Исповедь бывшего подростка

Я фыркала, думая, что она шутит. К тому же, подобные разговоры были мне неинтересны, и хотелось поговорить о другом. Но Сью, с того самого памятного дня, когда мы с ней обе рыдали над песней "Однажды" – окончательно захлопнулась от меня. Это днём она околачивалась на нашей даче, предпочитая общество моего отца моему обществу. А по вечерам она ходила тусоваться к местным, которые меня презирали. Там они варили на костре "манагу" – наркотик из конопли, и, ширнувшись, пели похабные песни. Напрасно я умоляла Сью развязаться с этой компанией и не ходить туда больше. Когда я исчерпывала все доводы, она морщилась досадливо:

– Знаешь что? С тобой так скучно!..

И, отвернувшись от меня, подходила своей развратной походкой к зеркалу и пела:

– Часы пробили сорок ра-аз...

Кукушка гаркнула в трубу-у...

Мы колем вены каждый ча-ас...

Мы это видели в гробу-у...

Я терпеть не могла эту похабщину, которой она понахваталась у местных – и ненавидела её в такие моменты. И, когда Сью, повертев у зеркала задницей, уходила туда, к ним – я плакала от злобы и сознания собственного бессилия.

Будучи ограниченной в движениях, я не могла знать всего, что происходит вокруг – но спинным мозгом чувствовала, что происходит что-то гадкое и разрушительное, что-то такое, от чего в скором времени всем будет плохо. И я, как черепаха, забившись в панцирь своей болезни, не хотела из него вылезать, чтобы ничего вокруг не видеть и не слышать. Я боялась даже выглядывать в зарешёченное ставнями окно – ибо была уверена, что увижу там реалии из моего давнего сна – длинный шест, что скрипел на ветру, и парящий над нашим домом чёрный флаг беды.

ГЛАВА 30

Осенью отец ушёл из семьи.

Уход его был настоящим шоком для всех – для матери, родных, знакомых... Оно и немудрено – ведь все вокруг считали нашу семью образцовой, ставили моих родителей в пример – как действительно крепкую пару. Даже Сью, видя, как дружны между собой мои родители, как сообща они всё делают – мирком да ладком, ибо свои ссоры они никогда не выставляли на публику – вздыхала и завидовала, говорила, как мне повезло с семьёй, ведь её-то собственные предки давно уже на грани развода...

И тут – как гром среди ясного неба. Буквально ни с того ни с сего. Жили-жили вместе восемнадцать лет, всё было хорошо – и вот на тебе.

Для всех наших родных и знакомых уход отца был подобно разорвавшейся бомбе. Для всех – кроме меня. Ибо только я знала, что за всем этим кроется. Знала и молчала. Позволь же мне, читатель, и здесь, в этой повести, промолчать о том гнусном, невыразимо мерзком факте, что заставил отца уйти из семьи – ибо даже он сам понимал, что это был единственный выход из всей этой поленницы наломанных дров, и единственный способ разрубить этот чудовищный гордиев узел.

Как это там говорится-то? Седина в бороду, бес в ребро?..

Все свои юношеские и молодые годы отец был "задротом"-ботаном в очках, и, кроме моей матери, никогда не знал других женщин. Если для женщины это добродетель, то для мужчины – стыд и позор, поэтому о таком принято молчать. И, когда на склоне жизни таких вот "добродетельных" мужчин посещает бес в ребро – это пиздец, товарищи.

Так или иначе, совместная наша жизнь в доме стала невозможна. Настолько невозможна, что встал вопрос ребром: или отец, или я. Кто-то из нас должен был уйти. И ушёл он.

В тот вечер я, по обыкновению, сидела у себя в комнате за письменным столом и учила уроки, когда в коридоре послышался характерный скрип ключа в замочной скважине. По тому, в какую дрожь меня бросил этот звук, я кожей почувствовала, что это была не мать, а отец.

Меня трясло от одного его присутствия в квартире. Мне было душно и жутко находиться с ним на тридцати квадратных метрах одной и той же жилплощади. Но, по счастью, следом за ним пришла с работы мать и, переодевшись, пошла на кухню разогревать ужин.

– Идите ужинать! – крикнула она минут через пятнадцать.

Я осталась неподвижно сидеть за своим столом, хотя уроки уже давно были сделаны.

– Тебе особое приглашение нужно? Ужинать! – стукнулась она в мою комнату.

– Не пойду, – процедила я сквозь зубы.

– Что значит "не пойду"?

– То и значит, что не пойду. Пока ОН не вынесет ведро... я за стол с вами не сяду!

– Юр! – крикнула мать в большую комнату, – Вынеси ведро; а то, действительно, всё валится из него уже...

– И не подумаю, – буркнул отец, не вставая с кресла.

Обстановка в доме накалялась. Конфликт был уже неизбежен. Я вскочила, схватила с кухни помойное ведро и молча поставила его в большую комнату, прямо рядом с креслом отца.

Отец, так же молча, не говоря ни слова, вскочил, схватил ведро и, просыпав в коридоре половину мусора, пихнул его в мою комнату.

– Ах, так?!

Секунда – и ведро, как ракета, полетело обратно. Ещё полсекунды – и отец снова выпнул это несчастное ведро из своей комнаты в коридор. И всё это происходило молча, словно мы играли в футбол набитым до отказа помойным ведром.

– Сядете вы когда-нибудь за стол, или нет?