Скуф. Маг на отдыхе

— Я так привыкла жить одним тобой, — на удивление мелодично пропела кадет Чертанова, встала и потопала в сторону небольшой сцены. — Одним тобой…

Вслед ей раздались аплодисменты, а Скуф, так тот вообще через пальцы свистнул. А ещё её командир почему-то не спешил садиться обратно на диван.

— … встречать рассвет и слышать, как проснёшься не со мно-о-ой…

Катя, наконец, вышла на сцену и обернулась к зрителю.

— … мне стало так легко дышать в откры-ы-ытое окно-о-о-о. И повторять…

Все взгляды были устремлены на неё. Все восхищённо уставились на Дольче. Все, кроме той, кому эта песня могла бы быть предназначена. Ромашка, дрянь такая, всё также продолжала лыбиться в телефон.

— … ей лишь одной, — грустно пропела Чертанова, глядя на оборотнессу.

Ну как же так⁈ Как так получается, что всю дорогу Чертановой в жизни попадались сплошь одни говнюки⁈ Либо бабники, либо инфантилы, либо мамкины сынки-корзинки, либо просто моральные уроды⁈ И всё это при том, что она так отчаянно искала большую и чистую⁈

А Ромашка, бац, и с первого же раза эту самую большую и чистую поймала за хвост!

И как же, мать его так, жалко себя! А, с другой стороны, как же радостно за подругу! И как же все эти хитросплетения завариваются и щемят сердце!

Даже Василий Иванович заслушался. Вон как сидит, головой в такт кивает. Значит, и в его душе есть место романтике, а не только дурацкому металявому грохоту.

Однако:

— Знаешь ли ты-ы-ы-ы⁈ — мимо микрофона заорал Василий Иванович так, что у него аж вены на шее вздулись. Плюс ко всему резко раскинул руки в стороны открытой ладонью вперёд. Ещё и улыбался.

«Так что нет, — поняла Дольче. — Нихрена подобного. Мужчина, как он есть. Песня нацелена на то, чтобы душу рвать, а он вовсю веселится».

— … вдоль ночных дорог!..

А тем временем Ромашка, которая от своей тайной и вроде как любовной переписки и без того была эмоционально нестабильна, растрогалась окончательно.

«Хочу к тебе», — отправила она сообщение. И не прошло секунды, как две синие галочки под ним символизировали о том, что оно прочитано.

«Можно устроить», — ответил Ваня. Ответил и продолжил печатать.

«Но лучше я к тебе», — прилетело второе сообщение. А следом и третье:

«Так где ты сейчас? Так и не ответила», — и грустный смайл.

Как ни старалась, Ромашка не смогла удержать ту глупую улыбку, которая появляется на устах свеже-влюблённых людей. Забравшись на диван с ногами, девушка начала на скорость писать адрес караоке-клуба.

— … не жалея ног! — скандировал Скуф.

«Кажется, с этим должна быть связана какая-то интересная история», — подумала про себя Чертанова и продолжила петь. А краем глаза наблюдала за тем, как Ромашкина продолжает светиться на манер медного самовара и на скорость с кем-то переписываться.

Хотя… ну как «с кем-то»?

Насчёт того, что по ту сторону чатика находится певец-сантехник Иван Хельсин, у Дольче не было никаких сомнений.

— Чертанова, не отвлекайся!

Но вот Ромашка вдруг выключила телефон, очень посерьёзнела и начала оглядываться по сторонам. Затем встала, потянулась в псевдозевоте и что-то крикнула остальным девкам, что именно Дольче не могла разобрать из-за собственного же пения.

Девки что-то ей ответили, и вот Юля Ромашкина двинулась на выход.

— Василий Иванович, — прикрыв ладошкой микрофон, Дольче попыталась упросить Скуфа прекратить номер. — Можно я всё?

— Не можно, кадет Дольче!

— Но, Василий Иванович⁈

— Допевай! — поднажал Скуф и окинул взглядом пустой зал. — Смотри, как всем нравится!

— Хорошо, Василий Иванович, — смирилась девушка.

Ещё несколько минут славы, и вот Катя Чертанова на каблуках поцокола на улицу, вслед за подругой.

— Юль⁈ — выбежав на парковку, крикнула Дольче и тут же поёжилась.

Пускай формально на дворе пока ещё стояло лето, но в два часа ночи на улице уже становилось прохладно. Настолько, что изо рта девушки вырвалось облачко пара.

— Юля⁈

А в ответ тишина.

Пустая парковка, звёзды над головой и шум несущихся по трассе большегрузов.

— Юль⁈

Дольче сделала несколько шагов вперёд и тут вдруг увидела, что там, впереди, на асфальте что-то поблёскивает. Кажется, это… телефон?

— Твою-то мать, — выдохнула Чертанова, подняв с асфальта чёрный прямоугольник с разбитым вдребезги экраном.

Глава 18

Ромашкина тараторила.

Хельсин пропускал чуть более половины этого милого щебетания мимо ушей. Слушал настолько, чтобы в правильных местах кивать и улыбаться.

Хельсин думал.

Хельсин впервые в жизни мучился от неопределённости.

— Да пойдём уже внутрь, — от предосенней влажности и прохлады Ромашка поёжилась. — Там девчонки все… Познакомлю тебя с нашим…

— Слушай, Юль, — перебил Хельсин. — А как давно вы с подружками знакомы?

— Хм-м, — Ромашка чуть призадумалась. — Ну-у-у… Сформировали нашу группу где-то год назад, но прямо вот плотно мы начали заниматься вместе где-то в феврале. А что?

А то, что злодейский оборотень слишком уж затянул со смертоубийством подруг. Вот о чём задумался Хельсин. Или не затянул? Или была у него на то причина?

— А вас изначально было шестеро?

— Ну да.