— Давайте, поговорим откровенно. Ведь о чем речь? Совершено убийство. Вашего друга или знакомого (тут я затрудняюсь) Кульбитина Павла Николаевича. Я это дело веду. Мне нужно убийцу найти, прочее меня не интересует. Потому мы с вами познакомились. Близко знали убитого, значит, могли пролить свет. Так ведь положено. Закон установил. И к вам, Марья Ивановна возникают вопросы, не из любопытства, совсем нет, а в интересах дела. Тут еще медицина подсказывает, что вы — человек необычный, с темпераментом. Я ведь не стал за вами гоняться, а пришел к вашему батюшке и предупредил. И положите этот пистолет. Что я шуток не понимаю? Расскажите лучше, как вы себя представляете… Византийской царицей.
Берестова слушала молча. Лицо было безразличным, и Валабуев стал сомневаться. Красноречия ему было не жаль, но если зря… Он замолчал, и Берестова стала медленно просыпаться. И заговорила.
— Красиво. — Похвалил Балабуев. — Чьи стихи?
— Гумилев Николай. Русский поэт.
— Знаю. — Откликнулся Балабуев. — Не близко, но знаком. Это как понимать… подскажите последнюю строчку…
— Вот именно. Как понимать?
— Буквально.
— То есть совсем буквально? Сначала одни жили, затем другие, а теперь, значит, вы… разместились и проживаете… А дальше кто? Подождите, подождите. — Балабуеву показалось, что мирно лежащая рука с оружием напряглась. — Знаете, Маша. Может быть, вы мне про себя больше расскажете. Сами видите, одна проблема. У вас и у меня. Может быть, у вас больше. Я с этим делом расстанусь, а вам с ним жить. И отцу вашему. Потому рекомендуюсь. Ваш первый помощник. Знаю, матушка ваша про Византию много рассказывала. Готовила вас, чтобы сохранить преемственность рода. Какая тут может быть тайна. Представьте, у меня гордость. Столько лет прошло, немыслимо сосчитать. А я сижу и с таким человеком запросто разговариваю.
Все это время Балабуев не сводил глаз с женского лица. Опасность не миновала. Но что-то в Берестовой стало оттаивать, хоть глядела она по прежнему тяжело. Что-то все же менялось.
И тут зазвонил телефон. Рука с пистолетом шевельнулась. — Не надо. — Попросил Балабуев. — Я только трубку подниму. Знают, что я на службе должен быть. А сам, молчок. — И Балабуев пальцем возле рта показал, что будет молчать. Звонил Картошкин, напрашивался на встречу. Повезло Федору. Балабуев помнил давешнюю встречу с прессой, и нервы бы Картошкину помотал. Но сейчас не тот момент. Балабуев отвечал односложно и положил трубку.
— Вот, видите. — Обратился к Берестовой. — В точности, как мы договаривались. Теперь от вас жду…
Глава 42
Договориться о встрече с Картошкиным оказалось просто. А вот где? Оказалось, места подходящего нет. Ясно, что не в не в кабинете следователя. Встретились на улице, откуда перешли в кафе. — Именно в кафе. — Настаивал Картошкин. Он уже присмотрелся и буквально затянул за собой удивленного Балабуева. Конспирация, однако. Столик в углу, за колонной, со стороны не просматривался, а самому можно было выглядывать. Заказали чай и по пирожному бизе. Картошкин захотел, и Балабуев взял за компанию. — Что тебя, Федя, на сладкое потянуло?
— По контрасту с жизнью. — Картошкин взволнован был чрезвычайно. Балабуеву было не привыкать, но какова сама история… Такого следователь не ожидал…
— Голову прихватили, сбоку надавили, я и отключился. За минуту. Куда там, вздохнуть не успел. — Рассказывал Картошкин.
— Ловко сработано. У нас в Управлении чему только не научат. Но чтобы такие приемчики…. — Балабуев осмотрел место укола. — А ко мне зачем пришел? Сказали тебе помалкивать. Вот бы и помалкивал.
— Зачем, Сергей Сидорович, мне вас бояться? Сами знаете, я не убивал. И скрывать мне от вас нечего. Что бы я рассказал, чего вы не знали?
— А если это моя работа? Мог в тебе усомниться и такой фокус устроить.
— Могли. — Согласился Картошкин. — Значит, сами и убедились. Но это не вы. Я потому на выступление ваше пришел. Думаю, спрошу в лоб. Если он, вы, то есть, обязательно себя выдаст. Хоть чем-то, но выдаст.
— Ну, и как? Я или не я?
— Не вы. — Горячо опроверг Картошкин. — Я так и рассудил. Все расскажу. Зачем мне между двух огней ходить. Нужно в одну сторону прислониться. Вы меня в это дело втянули.
Балабуев возмутился. — Это ты, Картошкин, сам себя втянул. Своим длинным носом. Мы бы это дело давно списали. Мало ли кому по голове дали. Не удалось задержать по горячим следам… сдавай в
— Я не причем. Начальство ваше интерес проявляет. Иначе давно бы прикрыли. Народа кругом сколько, сегодня жив, завтра нет. А тут такое внимание. Теперь и до меня добрались.
— Да, Федя. — Вздохнул Балабуев. — Похоже, влип ты в историю. Не оставят они тебя в покое.
— Да, кто это — они? — Взвизгнул Картошкин. — Я здесь причем? Ищите себе, ловите…