Скверное дело

— Ну, это такое дело… — Огорчился Балабуев. — А если я вас как-нибудь вдвоем приглашу. Поговорить о судьбах Византии?

— Будет повестка, явлюсь. А иначе… не обещаю.

— Это я так. — Вздохнул Балабуев (он, вообще, теперь часто вздыхал). — Все мы люди деловые, лишнего времени нет. А помечтать хочется…

Глава 44

Странно складывалась жизнь Картошкина. Еще вчера репортер второразрядной газеты, он заметно посерьезнел и, даже повзрослел. Обстоятельства обязывали. Теперь, вот, приехал грек. Сидит, перетряхивает историю. Груды документов, до которых Картошкину за год не добраться. Шутка ли, империи более тысячи лет. Прискорбно. Сейчас бы устроили фестиваль, наградили орденом (Картошкин даже название придумал) — Византийская, ордена Святого Константина и матери его Елены империя.

 Несколько длинно, зато выразительно. Дружественных иностранцев пригласили бы на торжества, а враждебные сидели за морем-океаном и завистливо повизгивали. А что вместо? Приперся султан с янычарами и башибузуками и захватил великий город. А дали бы Константинополю звание Города-героя, может, и устоял. Совсем немного не хватило. Хотя кто знает, сколько нужно и чего…

Бредовые мысли Картошкина отчасти можно понять. История повторяется. Конечно, обстоятельства разные. Но качества людей, мотивы поведения остаются прежними. Выбор всегда один. Сражайся или сдавайся. Стой или беги, на чем попало и подальше. Императору Константину (не путать с тем Константином, что за тысячу лет прежде, утвердил Империю и веру христианскую в ней) предлагали, но он не побежал. Принял геройскую смерть…

На то есть наука, чтобы задним числом дать пояснения и комментарии. И музеи служат для той же цели. Это Картошкину было понятно. А вот подробности археологической кухни оставались для него неясны. Что хотят найти? Картошкин рассудил, пока идет следствие, он на своем месте. А дальше загадывать рано. Но разбираться нужно уже сейчас. Картошкину работа нравилась. Так почему бы не стать полноценным специалистом. Вот грек приехал, общается с ним на равных. Оба ученые, люди, знакомые с движением исторических процессов. Эрудиции Картошкину пока не хватало, а безграмотность показывать не хотелось. Картошкин отделывался общими фразами, мог обронить: — Хочу латынью всерьез заняться. Подтянуть хвосты. Урби эт орби. Красиво так, плакать хочется… Ему стал легко даваться умный вид, буквально, прирос к лицу. Даже Светлана отметила. — Вы, Федор, прямо академик.

Казалось бы, что за академик в единственном костюме, но Света была права. Картошкин стал подумывать о диссертации. Вернее так, сначала стал подумывать, а потом себе же и запретил. Преждевременно. Хорошо, что Валабуев не умел читать мысли, он бы прописал своему агенту диссертацию. Но Валабуев — циник, а Картошкин любил мечтать. В музеях таким самое место, в приятной прохладе, в оазисе посреди превратностей реальной жизни. Где же почивать на лаврах, если не здесь? Буквально, как на сеновале: лежишь среди головокружительных ароматов, мечтаешь, ищешь себе место во Вселенной (не такая она, кстати, и большая).

— А почему бы и нет? Главное, не сболтнуть лишнее. — Остерегался Картошкин. — Сами придут и расскажут. А ты сиди, жди, пока в президиум не пригласят, слушай и кивай с умным видом на аплодисменты.

Труднее было разобраться, что к чему. Света помогла. Человек не склонный, как говорится, оставаться в стороне, Света уважала принципиальную позицию Картошкина. Все сравнения были в его пользу. Вот, Шварц. Симпатичный мужчина, ничего не скажешь. Закрывается с Натальей в соседней комнате. Ходят с таким видом… Шепчутся. Там поэзия жизни, а у них с Картошкиным производственная проза, ничуть не хуже. Даже лучше.

А теперь по существу. За царственными костями до сих пор идет охота. Кульбитин утверждал, кости эти обнаружены, и при необходимости можно хоть сейчас составлять скелет. Полная гарантия, он это — император. Но только без головы. Султан велел отрубить голову и возил ее в качестве трофея, демонстрировал своим сатрапам, а заодно и пугал. Хоть собственных подданных султан больше душил, но и здесь своя логика. Как мы знаем из Блокнота агитатора, нужно уметь убеждать без формализма. Вот только, куда она делась, императорская голова (наглядное пособие) — неизвестно. Но и выбросить рука бы не поднялась, где-то она должна быть. Что-то такое Павел Николаевич, похоже, открыл, но унес тайну с собой.

— Позвольте, — удивлялся Картошкин (он поднаторел в поисках истины), — откуда взяли, что это император?