Сквозь дебри и пустоши

Тари зажмурилась, едва не до крови закусила губу. Газ начал щипать глаза, руки ходили ходуном, но с такого расстояния промахнуться сложно. Однако ещё сложнее оказалось выстрелить.

Что-то оглушительно хлопнуло у самого её уха. Тамари резко оглянулась и увидела Берена, всадившего в Аяма последний свой патрон.

– Берен! Выдохнула Тари, едва не бросившись ему на шею.

– Быстрее! – прохрипел он пересушенным горлом, на ощупь отыскивая дверную ручку. – Садись за руль, я ничего не вижу.

Глава 18

На безопасном от лагеря расстоянии они остановились, чтобы умыться и промыть глаза, которые до сих пор щипало из-за газа.

– Поедем до Верхних Чаек, – сказал Берен, отряхивая мокрые руки, – на окраине есть гостиница, там переночуем. А утром уже в Благоград, до него километров пятьдесят всего, не больше. Сейчас туда нет смысла – приедем в третьем часу ночи и до семи утра будем под воротами торчать: на ночь они закрываются.

Тари кивнула, не в силах ничего вымолвить. В то, что цель их путешествия так близка, не верилось. Как уже не верилось и в то, что достижение этой цели – единственное, что имеет для Тари значение. Нет, уже нет. Полчаса назад, когда она крутанула руль жёлтого фургона, разворачивая его обратно к лагерю, она поняла, что благополучие Эльсы – не единственное её желание. Есть ещё кое-что. Обжигающее, щемящее, пугающее. Слишком большое, чтобы удержать в узде, спрятать от других и от себя тоже, продолжать и дальше не замечать. Слишком важное.

– Приедем в госпиталь и… всё? – спросила Тари.

Берен посмотрел на неё как-то особенно внимательно, словно почувствовал что-то иное в её вопросе. А может быть, просто «считал» её эмоции.

– И всё, – подтвердил он, но как-то безрадостно. – Соломир ведь приедет за вами?

– Скорее всего, пошлёт кого-то из своих людей. Зная Соломира… Но Эли будет в безопасности – это главное, – Тари вздохнула, опустила ресницы. – А куда поедешь ты?

– Как можно дальше отсюда. В какую-нибудь глушь, где никто не хочет занять егерскую должность. И где меня будет сложно найти тому, кто идёт по следу.

Тари подняла встревоженный взгляд:

– За тобой охотятся? Кто? Почему?

Зря спросила: понятно же – не ответит. И не ответил.

– Он хочет убить тебя?

Берен неопределённо пожал плечами:

– Скорее – помучить. А уж потом – как получится.

– Тогда почему ты сам не убьёшь его? Вряд ли он хороший человек.

– Потому что это я виноват в том, что он стал таким. Это из-за моей ошибки. Я не мог не сделать того, что сделал. Но я мог иначе вести себя с ним – уже после. Он был бы зол, но он, возможно, когда-нибудь понял бы… Как поняли его родители. Но я дал маху. Упёрся как баран, доказывая собственную правоту – и его глупость, раз он этой правоты не видит. Ему было больно, он был всего лишь мальчишка. Но меня больше волновали мои переживания. Я сам удобрил ту тьму, которая в нём выросла. И я не могу за это его убить.

– Так ты уедешь уже завтра? – грустно спросила подошедшая Эльса.

– Да, малая. Ничего не поделать.

– Тогда я хочу что-то на память! – девочка хитро улыбнулась. – У тебя есть мой браслетик. А я хочу… – она задумалась, ощупывая егеря взглядом, – о, твою пряжку! Ты ведь штаны без неё не потеряешь, да?

Берен усмехнулся:

– Не потеряю, малая. Может, хочешь весь ремень? Зачем он мне без пряжки.

– Не-а, нет, только пряжку! – замотала головой Эльса.

Он снял с ремня массивный металлический прямоугольник со знаком отряда зачистки и протянул его девочке, присев перед ней на корточки:

– Ну держи.

– Спасибо, Берен! – обрадовалась она и, схватив трофей, убежала обратно в фургон.

Закрыв дверь, она повертела пряжкой над головой, будто хвастаясь ею перед кем-то.

– Умница, Эли! – прозвучал в её ушах низкий голос. – Дело за малым.

Эльса перешагнула лежащую на полу косуху, добралась до рюкзака Тари и, покопавшись внутри, выудила дорожный швейный набор.

– А ты уверен, что это сработает? – уточнила она.

Голос ответил не сразу:

– Нет, Эли, не уверен. Но способа лучше я не придумал.

– Не понимаю, – протянула девочка, – как это вообще может помочь?

Голос вновь долго молчал, но потом всё-таки ответил:

– Видишь ли, Эльса, я не могу рассказать тебе всего. Более того: я почти ничего не могу тебе рассказать.

– Ты не хочешь? Или тебе нельзя?

– Мне нельзя.

– Кто-то не разрешает?

– Можно и так сказать.

– Боженька?

– Помнишь сказку про диких лебедей, Эльса? Элизе нельзя было никому ничего рассказывать, пока она плела крапивные рубашки, которые должны были спасти её братьев. Мы с тобой сейчас плетём такую рубашку. Нельзя переписать историю, поменяв в ней горести на радости. В мире должно быть равновесие. Поэтому любое вмешательство, любое изменение к добру где-то отзеркаливается изменением к худу. Мы с тобой вмешались в порядок вещей, пытаясь кое-что поправить. Но если поправим слишком многое, ровно столько же поломается где-то в другом месте. Поэтому очень важно выбрать те моменты, которые можно исправить, не навредив ещё больше. Понимаешь?

Эльса задумалась, сосредоточенно сдвинув брови.

– Если честно – не очень. Но я верю тебе и сделаю так, как ты мне сказал.

***