Сквозное действие любви. Страницы воспоминаний

Можно предположить, что чекиста заводило ангельское терпение и несгибаемое упрямство подследственного, и в конце концов он первый не выдержал. Во время последнего в жизни дяди Саши допроса в сердцах заявил ему, что «вообще все жиды предатели и всех их, от мала до велика, надо вытравить из нашей жизни, как клопов-паразитов, дустом». (Я постарался передать только смысл сказанного, избегая обычных в таких случаях трудно переводимых идиоматических выражений.)

Такого оскорбления одесский еврей вынести не смог. Он набросился на своего мучителя, оба упали на пол, и подследственный голыми руками стал душить майора. Товарищ Ланда смолоду был очень сильным человеком, к тому же ярость придала ему еще большие силы, и он наверняка задушил бы чекиста-антисемита, если бы тот, уже хрипя и дергаясь в предсмертных конвульсиях, каким-то невероятным усилием не сумел бы вытащить из кобуры на боку свой служебный револьвер. Пуля попала в самое сердце дяди Саши, он умер мгновенно.

А Илечке только через десять лет после его смерти выдали официальную справку, что «Ланда Александр Михайлович умер от тифа в мордовском лагере №…».

Закончив свой рассказ, тетушка моя застыла как каменная, сцепив руки на столе и глядя прямо перед собой. Она не плакала, но в глазах ее уже не было той страшной муки, которую я заметил, когда она вышла из военкомата. Мама тихо всхлипывала и утирала глаза краешком кухонного полотенца, висевшего у нее на плече.

Потом мы пили чай и обсуждали уже конкретные проблемы нашей будущей жизни. Во-первых, Иле полагалась материальная компенсация за утраченное в 37-м году имущество. Точно не помню, но сумма была примерно 30–40 тысяч рублей. По тем временам деньги очень приличные, если не сказать – большие. Куда они в результате ушли, не могу сказать, потому что не помню, чтобы у нас в доме появились какие-либо дорогостоящие приобретения. Мне кажется, тетушка отдала всю эту сумму Герману.

Но самое главное – ей предложили вернуть квартиру, из которой выгнали на улицу осенью 37-го года. Конечно, не ту же самую на Чистых прудах, но равноценную по площади в новом спальном районе Москвы. Тогда-то я впервые услышал слово «Черемушки». Мама была на седьмом небе от счастья: ей очень хотелось вернуться в Москву. Здесь, в Риге, у нее совершенно не было подруг, и она жила в полной изоляции. Родственники в данном случае не в счет. А в Москве – и Галина Ивановна, и Зинаида Семеновна, и Надежда Михайловна. Она скучала без своих подруг. Ни Иля, ни мы с братом не могли ей их заменить. И вдруг такой шанс!.. Но Иля сразу охолонила мою бедную мамочку. «Никуда я из Риги не поеду! – решительно заявила она. – Что я там не видела?.. Здесь у меня любимая работа, положение, налаженная жизнь. А в Москве? Ничего у меня там нет. Начинать жизнь заново в пятьдесят с лишним лет?.. На это я не способна». И маме пришлось смириться. Ведь новую квартиру предлагали не ей, а сестре.

В ту ночь я долго не мог заснуть. Лежал, глядя в потолок, и, наверное, впервые в жизни думал «о взрослом». ХХ съезд партии и доклад Хрущева на нем прошли как-то мимо меня. Из разговоров взрослых я, естественно, знал, что «развенчан культ личности Сталина», что повсюду началась реабилитация невинно осужденных, но меня эти новости мало задевали. Даже сообщение в прессе о том, что «приговор в отношении Берии приведен в исполнение», меня совершенно не взволновал. Ну, приведен так приведен. Слишком много было у меня своих, личных проблем, чтобы тратить внимание и нервы на какую-то ерунду. И вот впервые политика и все то, что творилось за пределами моих личных интересов, непосредственно коснулись нашей семьи, а стало быть, и меня самого. Я вспомнил, как горько плакал в Житомире на траурном митинге 9 марта 1953 года в 5-й гвардейской, и вдруг мне стало жутко обидно. Ведь тогда я переживал смерть вождя, как переживают уход очень близкого, родного человека. Ощущение одиночества, страшной покинутости не оставляло ни на секунду, и я не представлял, как же мы теперь будем жить? Без него!.. Потеря казалась страшной, невосполнимой… А он оказался двуличным, фальшивым человеком. И все эти годы лгал!.. Причем лгал не только мне, но всей стране, то есть миллионам людей, которые беззаветно верили ему, а во время войны с его именем на губах грудью ложились на доты, с винтовкой Мосина наперевес шли на вражеские танки и практически голыми руками сумели остановить фашистов в двух шагах от Москвы. «За Родину! За Сталина!» Этот призыв с малолетства звучал в ушах каждого пацана. А он?.. Не только не склонил голову перед подвигом и памятью героев, но, более того, уже не на фронте, а в мирное время, в мирной стране тысячами гноил в тюрьмах и лагерях ни в чем не повинных людей.