И тогда, слякотным февральским утром 2004 года, глядя вслед удаляющемуся катафалку, я прощался с Леней навсегда.
Народный артист России Леонид Иванович Губанов отправился в свой последний путь на Троекуровское кладбище, а все его желания, мысли и чувства останутся живы в воспоминаниях близких и родных, а потом и они исчезнут, растворятся в призрачных далях иного мира, недоступного для нашего привычного человеческого восприятия.
Царство тебе Небесное, раб Божий Леонид!
Да, непросто далось многим моим коллегам это пресловутое разделение театра на «женский» и «мужской». МХАТ, словно ватерклозет, разделили пополам: девочки – налево, мальчики – направо. А если давно уже не мальчики и не девочки, если давление шалит и скачет вверх-вниз, как ему заблагорассудится? Что тогда? Тогда случается самое ужасное. То, что произошло с соседом Губанова по дачному товариществу в Покровке Леней Харитоновым, который вместе с Алешей Борзуновым стал, пожалуй, самым яростным противником идеи Ефремова. Эти два маленьких человека (я имею в виду их невысокий рост) не побоялись восстать против дружной, хорошо организованной «группы поддержки» Олега Николаевича, куда входили ведущие советские драматурги и театральные критики той поры, в распоряжении которых была печатная пресса, телевидение. Казалось, силы слишком неравны, и выступать против авторитета В.С. Розова довольно сложно, но эти два отважных человека, не побоявшись прослыть несусветными глупцами, боролись, пытаясь помешать осуществиться безумной попытке художественного руководителя уничтожить свой театр.
Чем обычно заканчиваются подобные противостояния? В лучшем случае инфарктом или инсультом. Леня выбрал наихудший вариант. Конечно, это, скорее всего, совпадение, но совпадение весьма знаменательное: он умер 20 июня 1987 года. В тот день на самом высоком уровне было принято окончательное решение о разделе Художественного театра. И Леонида Харитонова можно назвать первой жертвой этой бесчеловечной, чудовищной акции.
Сейчас Харитонова никто не вспоминает. Театральная молодежь даже не слышала такую фамилию. Пришли новые времена, и родились новые кумиры. Со временем и их ждет такая же участь. И Хабенского, и Пореченкова, и Машкова, и даже самого Олега Павловича. Актерская слава – дама капризная, ветреная и, что самое главное, мимолетная. Помните расхожую фразу театральных критиков: «Он проснулся знаменитым». А кем уснул? Вот, пожалуй, самый главный вопрос. Случается, что пробуждается к жизни молодое дарование в лучах внезапно вспыхнувшей славы, а засыпает в полном мраке забвения. Кто из вас скажет мне, кто такой Владимир Николаевич Муравьев? Или Александр Александрович Михайлов? Имена Петра Чернова, Татьяны Ленниковой, Елены Королевой, Льва Золотухина наверняка тоже не слишком знакомы вам. А ведь все, кого я назвал, замечательные артисты и в свое время были весьма популярны. Харитонов принадлежал к их числу.
Последняя роль
Зимой 1989 года начались репетиции спектакля по пьесе М. Горького «Варвары». Наконец-то я дождался своего часа: в этой постановке я получил настоящую большую роль Монахова! Радости моей не было предела! Оказалось, моя актерская сущность томилась без настоящей интересной работы, и, сколько бы я ни уговаривал себя, что для меня сейчас важна исключительно режиссура, желание играть не умерло во мне окончательно. Актерство все-таки очень большая зараза. Для меня не важно было даже то, что в распределении ролей я стою во втором составе, а основным исполнителем назначен А. Мягков. «Ничего! – успокаивал я себя. – Будет и на моей улице праздник!» Ждать его мне пришлось недолго: на первой же читке пьесы Андрей Васильевич предупредил меня, что играть Монахова не будет, так как занят на съемках очередного фильма (к сожалению, забыл, какого именно), и попросил быть готовым в одиночку отрепетировать и сыграть эту роль. Соскучившись по настоящей актерской работе, я с радостью согласился.