Сладкая песнь Каэтаны

С сожалением подумал Нарсисо о том, что члены семьи вовсе не будут страдать из-за его долгого отсутствия. Когда он приезжал в Рио, приветствия были беглыми, поцелуи словно растворялись в уксусе. Через час-другой он уже ощущал себя чужим: сыновья не расспрашивали его даже о житье-бытье, а уж чувствами и вовсе не интересовались. Когда он просил кофе, надеясь, что его подадут свежезаваренным в хрупкой и элегантной чашечке, жена рекомендовала ему самому налить из термоса подслащенный и чуть тепловатый напиток.

В тех случаях, когда Полидоро колебался, эта его слабость тотчас отражалась и на лице. Не раз Додо упрекала его в малодушии за то, что он не наказывал своих обидчиков, но его обезоруживал жалобный плач.

– Если ты приказываешь убить кого-то, это поднимает твой престиж. Лучше – со всей семьей, чтобы некому было отомстить. Такие вещи – на всю жизнь и в назидание потомкам. Гляди, Полидоро, как бы ты для меня не сошел на нет. Кто его знает, может, я уже сейчас живу с покойником, – сказала Додо, садясь в машину, чтобы ехать на фазенду, и ничего не зная о предстоящем приезде Каэтаны.

Мажико принес кофе в эмалированном кувшине, словно насмехаясь над мечтой Нарсисо о величии. Кстати, никто не поблагодарил администратора гостиницы.

– Добавить сахару? – спросил он в надежде, что драма заденет его хотя бы краем своего богатого одеяния.

Полидоро искал достойный выход из создавшегося положения, который навеки запечатлелся бы в памяти этих простых провинциалов, чуждых эпическому размаху. Он уже готов был начать, как вдруг Нарсисо схватил его за руку.

Полидоро отреагировал не сразу.

– С каких это пор вы смеете меня хватать? И где же ваши наручники?

Драматический тон задавала Каэтана, на расстоянии, с шестого этажа. И он нахмурил густые брови, подавая знак, что скоро оглушит своих врагов.

Нарсисо и сам не верил, что так грубо схватил за руку Полидоро – подобную дерзость он осудил бы первым. Чтобы объяснить свой поступок и изобразить чувства, которых не испытывал, состроил хорошо знакомую Полидоро плаксивую мину.

– Какой еще начальник полиции был верен вам так, как я?

И быстро заморгал в страхе, что Полидоро не так его поймет. Однако жест его был искренним: он растерялся под наплывом противоречивых чувств.

Балиньо изобразил на лице чуть ли не угрызения совести, чуть ли не сострадание. Полидоро не устоит перед смирением Нарсисо, клюнет на эту удочку, уступит.

– Мне очень жаль, доктор Нарсисо, но место начальника полиции – в тюрьме, его обязанность – надзирать за заключенными, а не за артистами вроде нас.

Балиньо умолк, гордый тем, что оборвал последние узы, установившиеся было под сенью сохнущих простынь.

После такого выпада Полидоро ожесточился, вновь надел пурпурную мантию возмездия – не подводить же публику. Наконец, он всегда завидовал тем, кто наносил верные удары по усталым человеческим сердцам.

– Каэтану оставьте в покое. Тут замешана моя честь. – И, чтобы не дать заглохнуть довольно чахлому чувству мести, добавил: – Уходите, Нарсисо, уходите сейчас же.

Указав начальнику полиции на дверь в эту минуту, он тем самым закрыл для него двери гостиницы на всю предстоявшую неделю. И запретил торчать в баре «Паласа», в стенах которого, липких от табачного дыма, винных паров, слез и ругательств, начальник полиции всегда находил родственную душу для своих излияний.

Балиньо был очарован: в речи Полидоро полным голосом говорило мужское достоинство, жаль, она была коротка. Фазендейро забыл рассказать подробности из жизни актрисы, пролить свет на эпизоды, не известные ни в Триндаде, ни во всей Бразилии.

Полидоро ступил на лестницу, надеясь преспокойно взойти на шестой этаж. Но пока поднимался, воодушевленный одержанной победой, появилась дрожь в ногах, и он был вынужден уцепиться за перила. На память пришло лицо великомученика Нарсисо. Наверное, он обошелся с ним слишком круто, налетел как ястреб, из-за ревности, изгнал из гостиницы при поддержке злых духов. Ну, это дело поправимое. И все же Полидоро был уверен, что Нарсисо опять не оправдает доверия. Как можно доверять мужику, у которого между ног чесотка.

Удар, нанесенный Полидоро, пробрал Нарсисо до печенок. Все его предали, рука так и тянулась к револьверу: взять бы да и перестрелять всех. Но тут он представил себе лицо жены на вилле Майера в момент, когда она собирается нести ему передачу в тюрьму. По четвергам она приносила бы кило груш, неоплаченные счета и короткие записки от сыновей. Семья – вот и все скудное богатство, которое он накопил за много лет.

Когда он представил себе жену с растрепанными волосами, которая упрекает его за то, что он сам оказался за решеткой, ненависть его улеглась. К тому же утешала мысль, что Полидоро, посердившись немного, будет продолжать выкладывать деньги на бочку.

– Вы слышали? – нетерпеливо спросил Балиньо, раздраженный тем, что Нарсисо не торопится покинуть гостиницу. Он собрался проводить его до двери, когда дорогу им преградил Мажико.