Сладострастный монах

Теперь я намереваюсь изложить некоторые необычайные события. Если читатель возразит, что они слишком невероятны, чтобы быть правдоподобными, то я позволю себе уверить его, что они являются подлинными вплоть до мельчайших подробностей. Я лишь описываю то, что творят за стенами семинарии беззастенчивые, развратные и нечистые на руку монахи, которые, прикрываясь религиозностью, смеются над простодушием верующих. Лицемеры, они скрытно делают то, что публично осуждают.

Поскольку я стал один из них, я часто размышляю о жизни, какую ведут они и ваш покорный слуга.

Каким образом получается, что в монастыре собираются вместе люди, обладающие столь разными душевными свойствами и особенностями? Здесь вы найдете леность, распутство, лживость, трусость, бесчестье и невоздержанность.

Мне жаль несчастных, кто верит, что за этими стенами царствуют набожность и святость. Если бы они знали, как все обстоит на самом деле! Они поразились бы безудержному пороку и стали бы презирать так называемых божьих людей, что было бы лишь справедливо. Сейчас я приоткрою завесу тайны.

Возьмите отца Керубима, чье раздутое багровое лицо служит воплощением греха. Вряд ли кого обманет даже маскарад, составной частью которого является сутана из грубой серой шерсти. Какую жизнь вел отец Керубим?

Он никогда не отправлялся спать, не опрокинув в себя девять-десять бутылок лучшего вина. На следующий день его нередко находили валяющимся под столом не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукою. Он оставил мирские дела, ибо ему было откровение свыше. Уж не знаю, кто сотворил это чудо — сам Господь Бог или кто-то из Его земных заместителей, знаю одно: самый горький пьяница — ничто по сравнению с отцом Керубимом. Таким он был, таким и остался.

Взгляните на отца Модесто, надутого от важности. Изменился ли он, став монахом? Да, ежели верить его словам, но я-то знаю, что он лжет. Послушайте, до чего он красноречив. Цицерон по сравнению с ним — жалкий болтунишка. Он искуснее ученых богословов. В собственных глазах он — второй Фома Аквинский, но в моих он — всего лишь напыщенный осел. И если бы вы знали его так же хорошо, как и я, вы бы согласились со мной.

А вот отец Бонифаций, хитрюга, всюду сующий свой нос. И ходит он, вечно наклонив голову, как будто молчаливо общается со Всевышним. Но берегитесь, ибо он — гадюка, притаившаяся в траве. Когда он наносит вам визит, присматривайте хорошенько за женой и дочерьми, а сыновей отправьте куда-нибудь подальше. А ежели он придет в ваше отсутствие, то совращению может подвергнуться любой член вашей семьи.

Познакомьтесь с отцом Иларием. Беседуя с ним, держите крепче кошелек, ибо такого жулика свет не видывал. Он начнет сказывать вам о том, какую нужду терпит его монастырь, с такой силой убеждения, что вы помимо воли расплачетесь. Несчастные монахи почти что голодают, а крыша вот-вот обвалится на их тонзуры. Разве вы позволите, чтобы продолжалось столь печальное положение дел? Разумеется, нет. В порыве щедрости вы откроете кошелек и не закроете его, пока он не опустеет. Так-то вот отец Иларий умыкает, тибрит и грабит во имя святой церкви.

Шайка мошенников, шельмецов, негодяев! Кажется, они должны были измениться к лучшему, приняв монашеский постриг. Ничуть не бывало. Пьяница остается пьяницей, развратник — развратником, вор — вором. Скажу больше: напялив сутану, они еще больше погрязают в пороке, ибо получают неограниченную возможность потакать собственным прихотям. Как тут устоять?

Чувствуя друг к другу неодолимую неприязнь, они тем не менее связаны нерасторжимыми узами. Будучи расколоты внутренними склоками, перед мирянами они выступают единым фронтом, являя образец дисциплины. Им нет равных, когда дело доходит до того, чтобы лишить простака его имущества. А суеверия, которыми они изобретательно снабжают свою паству! На этой ниве они объединяют усилия, действуя с неослабным рвением.

Еще живя у Амбруаза я насмотрелся на проделки монахов и пришел к выводу, что в храм наслаждения проще всего войти, облачившись в серую сутану. Душа веселилась при мысли о том, какое поприще мне уготовано.

Посему я с большой радостью воспринял тот день, когда отец приор ввел меня в число послушников.

Порядочные познания в латыни, которые я получил в доме кюре, выделяли меня среди остальных воспитанников семинарии, но какая мне с того была польза? Меня назначили всего лишь привратником.

Как прилежно следующий фактам писатель я должен вести вас год за годом по моей духовной карьере от первых дней послушничества до принятия священнического сана. Пришлось бы много рассказать при этом, но увы, оные события представляют лишь малый интерес для моих читателей. Я упомяну только о некоторых забавных безделицах.