– Послушай меня, – сказал он. – Ты встал не на тот путь. Если ты каждый день что-то видишь, значит, то, что ты с собой делаешь, не есть хорошо. Когда такое начинает происходить, это означает, что духовная жизнь находится почти на нуле. – Он помолчал немного. – Ты открываешь темные сферы подсознания. И делаешь себя уязвимым для разной отрицательной энергии.
Я уже настолько далеко зашел, что был с ним не согласен: я-то расценивал свои галлюцинации как веселое развлечение.
– Ладно, ясно, – ответил я. – Да, я согласен, что это плохо… Приму к сведению.
Как только мы договорились о концерте со Stones, все стали ответственнее и старались приходить на репетиции вовремя. Казалось, у нас снова появился стимул работать. В то время Дафф был у нас самым ответственным: он каждый день забирал Стивена, дождавшись, пока тот снюхает столько дорожек, сколько нужно, чтобы снова прийти в себя. Затем он заезжал за мной. Им обоим приходилось ждать снаружи, пока я сделаю себе особый предрепетиционный укол.
За день до первого концерта со Stones мы устроили разминочное выступление в «Кэтхаусе», и оно было просто убойное. Мы тогда выступали впервые за длительное время, и энергия так и шпарила. Мы звучали отлично, и получился классический концерт Guns. Впрочем, не обошлось и без неприятностей, потому что Аксель так оскорбил Дэвида Боуи со сцены, что Боуи ушел в середине концерта.
Дэвид пришел с моей мамой и сидел за столиком у сцены. Оказалось, Аксель решил, что за кулисами перед концертом Боуи подкатывал к Эрин Эверли. Это была настолько нелепая мысль, что потом мама спросила меня, какого черта с Акселем не так. Ситуация получилась неприятная, но я постарался не думать об этом и сосредоточиться на положительных моментах. Этот вечер запечатлели для потомков в клипе на песню
Для выступлений со Stones нам забронировали номера в отеле «Бонавентур», и именно там я был утром перед первым концертом, когда мне позвонили и сказали, что Аксель не будет выступать. Его доводы сводились к тому, что мы со Стивеном сидим на героине. Это правда… но при чем тут это? Мы ведь играем на разогреве у
– Наслаждайтесь концертом, – сказал Аксель, когда мы вышли на сцену, – потому что он последний. Слишком многие из нас танцуют с мистером Браунстоуном.
Я так разозлился на него за это, а он так злился на меня за то, что я наркоман, что добрую половину концерта я стоял и пялился на свои усилители. Все шло наперекосяк, звучали мы ужасно. В своих мыслях я уже давно ушел со сцены, сел в лимузин и поехал ширяться к себе в номер.
На следующий день Дуг сказал мне, что Аксель согласится выступить на оставшихся концертах, если я прямо на сцене извинюсь перед всем залом за то, что я наркоман. Это было не так-то просто проглотить. Сейчас я понимаю, почему Аксель выбрал меня, а не Стивена. Из нас двоих я сильнее, и Аксель больше на меня полагался. Мое присутствие было важно для него. Он чувствовал, что я то связующее звено группы, которое потерять нельзя. Но все же я не думаю, что публичные извинения были необходимы. Человек под кайфом становится высокомерен, и тогда я бы ни за что не взял вину на себя, а тем более таким способом. Я не считал, что причина проблем нашей группы – в героине, а даже если и так, то сейчас такие заявления были совершенно не ко времени.
Но мне нужно было что-то предпринять. Поэтому, когда настало время моего выхода, вместо извинений я пошутил о героине, о том, что он делает с людьми, о том, как мы были на районе и как я проводил время с этим соблазнительным зверем. Это было хотя бы забавно, потому что расстраивать публику и портить людям настроение мне совсем не хотелось. В любом случае, когда я говорю, я бормочу, так что, думаю, слова «реальность наркотиков» и остальное сошло за извинение. Пока я говорил, мы играли длинное вступление к песне
Как бы то ни было, как только Дуг сказал Акселю, что я произнес извинение (потому что он отказывался выходить из гримерной, пока я этого не сделаю), он стал доволен, атмосфера в группе развернулась на 180 градусов, он вышел на сцену, и мы начали играть